Дональд Маклахлан - Тайны английской разведки (1939–1945)

Важную роль в работе с военнопленными играло удовлетворение, которое испытывали патриотически настроенные немецкие и итальянские моряки, почувствовавшие свободу в обсуждении проблем.

В этом отношении плен был для них своего рода освобождением от ограничений и неискренности при высказываниях в условиях, созданных режимом Гитлера или Муссолини. В равной мере и для офицеров разведки, в большинстве своем молодых, не имевших опыта специалистов, возможность убедить и вернуть на путь истины («освободить от гитлеровского влияния») являлась компенсацией за неприятную сторону их должностных обязанностей. «С большинством из них, — сказал один офицер, — мы играли в доверительность, чтобы получить информацию; однако время от времени применялось откровенное убеждение». На такого рода основе во время прогулок в графстве Букингемшир, за кружкой пива и курением хороших сигарет формировались доверительность и даже дружественные отношения, которые могли быть настолько же полезны немцам в идеологическом плане, насколько англичанам с точки зрения получения информации.

Однако нет необходимости говорить, что подобные случаи были исключением. Средний немецкий морской офицер, старшина или рядовой оказывался сверхпатриотом или даже нацистом, хорошо подготовленным в отношении соблюдения правил сохранения тайны (любой метод, описанный в этой главе, был известен им) и убежденным вплоть до лета 1943 года, что сохраняется надежда выиграть войну.

Затем в течение некоторого времени, как результат тяжелых потерь на Атлантике, произошло резкое снижение морального духа личного состава подводных лодок; он снова угрожающе повысился лишь тогда, когда нацистская пропаганда вдолбила в сознание немцев свое собственное толкование значения «безоговорочная капитуляция», потребованная Рузвельтом в январе того же года.

Адмиралтейство никогда не было склонно заявлять, не говоря уже о предположении, что моральный дух немецких солдат или гражданского населения ослабевал, так как считало, что данные об этом уже были слишком завышены бомбардировочным командованием. Типичный пример осторожных оценок адмиралтейства можно найти в документе от 12 марта 1944 года, когда первый морской лорд по рекомендации начальника разведывательного управления ВМС дал следующий ответ на памятную записку премьер-министра:

«Обобщения могут вводить в заблуждение, (однако) вполне возможно следующее сравнение военнопленных, захваченных в связи с большим числом потоплений подводных лодок прошлым летом (1943 год), со значительной группой, взятой в плен на протяжении последних трех недель:

а) отмечается постепенное снижение возрастной категории пленных, хотя и не слишком резкое;

б) степень эффективности каждой подводной лодки снизилась; главная причина — скорее недостаточная подготовка и отсутствие опыта у офицеров, чем молодость и неопытность личного состава экипажей, руководство которым в целом успешно осуществляется несколькими опытными командирами;

в) по данным допрашивающих, 70 процентов военнопленных склонны допустить в своей среде, что война проиграна, и около 25 процентов заявляют об этом английским офицерам. Шесть месяцев назад только около 50 процентов придерживались такого мнения;

г) количество моряков, выражающих желание вновь выйти в море на подводной лодке, становится все меньше;

д) несмотря на все это, военнопленные проявляют более высокую сознательность в отношении правил соблюдения тайны, чем шесть месяцев назад. Бытует поверие, что те, кто разгласит сведения, будут наказаны после войны».

Последнее заключение было осторожным: в нем говорилось о том, что «заметного ухудшения боевого духа офицеров или рядовых, принимающих непосредственное участие в боевых действиях, не отмечается». Не было также «никаких убедительных свидетельств отказа офицеров на командных должностях или экипажей выполнять приказания».

Прошло значительное время, прежде чем какую бы то ни было ценную информацию можно было получить от военнопленного офицера. Разумеется, ни один из них не был склонен сотрудничать с разведкой в той мере, в какой сотрудничали военнослужащие рядового или старшинского состава. В начале 1944 года было достигнуто первое полное «обращение в другую веру» немецкого морского офицера, главным образом из-за положения его семьи; после этого появилась возможность образовать при центре по работе с военнопленными небольшую постоянную группу офицеров с различными видами технической подготовки, причем среди них были командиры подводных лодок.

Сравнение методов, использованных для получения информации от военнопленных в период первой и второй мировых войн, дает интересные данные дополнительно к общим положениям, отмеченным в главе 1, особенно в отношении постоянной опасности принимать желаемое за действительное и пренебрегать общепринятыми правилами ведения допроса. В 1914–1918 годах подход к военнопленным был часто случайным и непродуманным. Начальник разведывательного управления ВМС Реджинальд Холл иногда посещал таинственный дом на Кромвель-роуд и допрашивал военнопленных лично, причем не всегда немцев. Военнопленные, прибывавшие в порты, допрашивались теми, кто знал о разведывательной работе еще меньше, чем немецкий язык. Допрос одного военнопленного часто проводился при помощи другого, знавшего английский язык. Опыт показал, что неподготовленный, не имеющий должных навыков офицер-допросчик допускает следующие просчеты:

1) он способствует формированию мыслей в сознании допрашиваемого, сам того не замечая;

2) он не извлекает уроков из результатов работы других допрашивающих, вследствие чего может не знать, какие следует задавать вопросы. Он не имеет представления о накопленной информации и поэтому не знает, какие сведения нужны и какие не нужны;

3) военнопленные, которых хотя бы однажды формально допросили и которые знают, что более всего интересует тех, в чьих руках они находятся, становятся очень осторожными при последующих допросах, проводимых опытными допрашивающими;

4) беседа между военнопленными и допрашивающими, у которых слабая языковая подготовка, приводит к недопониманиям и ложным заключениям.

Секрет успешного допроса заключается в утверждении личности допрашивающего над личностью военнопленного. Допрашивающий должен создать впечатление, что он знает больше относительно немецких ВМС, чем стоящий перед ним военнопленный, что ложь или преувеличение будут немедленно раскрыты и что отказ от сотрудничества напрасен и вызывает только потерю времени. Конечно, дисциплинарные послабления могли оказаться роковыми, принимая во внимание ожидаемые немцами строгости, однако дружелюбие всегда давало желаемые результаты, как только устанавливались соответствующие отношения. Вряд ли нужно указывать, что такие методы допроса не дадут положительных результатов, если последний ведется через переводчика.