Ада Баскина - Листок посреди моря. Как живут современные киприоты

Рассказываю об этих примерах «средиземноморской расслабленности» одному молодому человеку по имени Георгий Кумас. Его мне рекомендовали в Москве, потому что он долго жил в России, а потом вернулся на Кипр. Сейчас он занимается туристическим бизнесом. Общаться с ним приятно. Он остроумен, у него живая манера разговора. Я сразу проникаюсь к нему доверием и рассказываю о случаях «непунктуальности» некоторых его соотечественников. Он гневно восклицает:

– Ну, как это можно – не держать слово?! Да, некоторые киприоты еще по старинке так себя ведут. Но я лично никогда себе этого не позволю.

Затем мы расстаемся, и он обещает мне прислать две информации: когда работает музей и в какие дни открыт монастырь. Я, конечно, и сама могу получить эту информацию: с помощью Интернета это сделать несложно.

Но он просит меня не тратить время на Интернет – он позвонит мне завтра в пять часов и все скажет.

Назавтра он звонит в пять часов, ноль-ноль минут. Ура!

– Видите, я вас не подвел. Я, правда, не успел узнать расписание музея и монастыря, но сделаю это завтра же. Или послезавтра. Да, а вы, если что нужно, звоните в любое время, мобильник у меня в кармане. Я тут же приеду.

Надо ли говорить, что об обещанной информации он прочно забыл. Но через пару недель мне действительно понадобилась его помощь. Я позвонила. Он был в другом городе, сказал, что приедет завтра и тут же позвонит. Прошло еще две недели, мне уже нужно было уезжать. Перед отъездом я проверила свои пропущенные звонки, заставила администратора посмотреть, не было ли для меня сообщений по гостиничному телефону. Нет, не было. Обаятельный, живой, милый Георгий, так пылко возмущавшийся «непунктуальностью» своих соотечественников, так больше и не позвонил.

В одном из туристических справочников я нашла беглое описание характера киприотов. И среди главных черт – любовь к детям. Я усмехнулась: назовите мне народ, где родители не любили бы своих детей. Но вот я прочитала у Елены Христофору:

«Невозможно обойти вниманием впечатляющее чадолюбие киприотов. Здесь процветает настоящий культ ребенка. Дети выступают мерилом жизненного успеха. Родители растворяются в своих чадах. Маленькие граждане не только полноправные члены общества взрослых, им еще даются большие привилегии».

Тут я засомневалась: может, и впрямь в киприотском чадолюбии есть некоторая уникальность? Окончательно в этом предположении меня убедила Наталья Зыкова, православный публицист. Она много пишет о нравах и обычаях киприотов. В одной статье она рассказывает о музее деревенского быта в горах Троодоса. Жители этого дома-музея и его хранители супруги Сократис и Деспула постарались собрать здесь детали традиционного народного быта. В том числе детские вещи, игрушки, качели. «Атрибуты детства – это святое. Нежность, умиление, трепетность в отношении детей здесь почти осязаемы: они словно растворены в воздухе».

Я вспомнила эти слова, когда пришла в дом стариков Хрисантоса и Сатируллы в деревне Меноя. Первое, что я увидела, – колыбель, подвешенную к потолку. Это было в одной комнате, в другой стояла деревянная кроватка, сделанная руками хозяина.

– У вас есть маленькие внуки? – спросила я.

– Да нет, младшему уже шестнадцать, – как мне показалось, с некоторым сожалением ответили они. – Но детские вещи ведь украшают дом, правда? К тому же старший внук собирается жениться – пойдут правнуки. Их будут сюда привозить. Вот эта мебель и пригодится. Хозяин ласково погладил кроватку. Хозяйка тихонько покачала люльку:

– Здесь спали наши детки, наши внуки. Здесь будет удобно и новым малышам.

Куда бы я ни пошла на Кипре, всюду мой глаз ловил снующие детские фигурки, хотя места могли быть самые для этого неожиданные: магазин, парикмахерская, таверна.

В любой лавочке около родителей, торгующих сигаретами, газетами, кока-колой, как правило, крутятся дети. Иногда помогают, но чаще просто играют, бегают, шумят – их никто не останавливает.

По городской набережной идут две молодые женщины, о чем-то увлеченно беседуют. Между ними мальчик лет шести.

– Мама! – дергает он за руку одну из женщин. – Я хочу мороженое.

– Да, милый, сейчас, одну минутку, – говорит она, заканчивая разговор.

– Хочу мороженое! – требовательным голосом повторяет парнишка и останавливается.

– Да-да, одну секундочку, – маме надо договорить подруге что-то важное. Но сын с возмущением топает ногами и начинает рыдать.

– Я, я, я тебе уже два раза сказал, – захлебывается он слезами.

В голосе его слышится такая обида: ну как же, ему ведь что-то надо, он – ребенок, он – главный. Мама просто обязана все бросить и обратить на него внимание.

Было бы еще понятно, если бы такой «детоцентризм» процветал в городах, но вот я уже несколько дней наблюдаю за одной крестьянской семьей, продающей овощи на базаре. Посреди фруктов и овощей, разложенных в корзинах прямо на земле, крутятся девочки-двойняшки. Они бегают между ящиками и покупателями, требуют от родителей то монетку, чтобы ею поиграть, то кока-колу – попить. И все это – сейчас же, немедленно. Они перебивают взрослых в самый разгар купли-продажи. Дергают то мать за юбку, то отца за штанину. На все это ни мать, ни отец, ни, что поразительно, покупатели не обращают никакого внимания. Вернее, родители обращают – чтобы немедленно исполнить просьбу, но – ни одного замечания, ни одной раздраженной нотки. А ведь это не образованные горожане, прослушавшие курс современной семейной педагогики, а самые обыкновенные крестьяне. Представляю себе нашу маму, а тем более папу в подобных обстоятельствах. Они давно бы уже наорали, надавали подзатыльников, пригрозили бы страшными наказаниями.

Детей здесь любят наряжать, для них не жалеют дорогой материи, атласа, кружев. Это можно наблюдать с самых первых дней появления человека. Как-то мне довелось наблюдать ритуал крещения в церкви.

Младенца принесли закутанным в одеяло и нарядный пододеяльник. Перед тем как окунуть в купель, его раздели. Священник окурил храм тимьяном. Потом обмазал рот, нос и глаза ребенка миром и срезал с головки прядь волос.

В это время крестная мать уже ожидала младенца с полотенцем наготове. Когда крещение окончилось, она приняла его на руки, обтерла насухо. И начался следующий этап ритуала – обряжение. Меня поразил наряд этого крохотного существа. Его одежда была сшита из шелка, бархата и отделана золотым шитьем.

Позже я видела, что подросших детей тоже одевают в яркие, нарядные одежды. Но особенно сильное впечатление произвели на меня юные гости на свадьбе. Прежде всего, их было много. Они бегали вокруг столов, играли, перекрикивали, толкались. Никому даже в голову не приходило их остановить. И все они были одеты ничуть не менее нарядно, чем взрослые гости. Мальчики красовались в белых рубашках и бархатных жилетках, а на девочках. это было для меня совсем неожиданным: платья девочек в точности повторяли платье невесты – белые, пышные, с оборочками и лентами, некоторые еще и со шлейфом. А на головах – короны. Впрочем, они были похожи не на невест, а скорее на принцесс. Внимание гостей было сосредоточено не столько на новобрачных, сколько на этих юных героинях бала. И всем было понятно, кто здесь главный.