Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №8  за 1998 год

Вношу плату — несколько долларов за два дня пребывания в Сундарбане и получаю на руки еще одну бумагу, на этот раз уже окончательную, в двух экземплярах. Этот пропуск — ключ к заповеднику.

Утром до рассвета, тихо выскальзываю из «Сингапура» и иду на причал. Там меня поджидает вчерашний Рашид с парнишкой, похожим на подпаска. Перебираемся на катер с вызывающим названием «Саддам». Не мешкая, механик-подпасок запускает движок, и «Саддам» снимается с якоря в рейс — вниз по Пусуру, к плавающим тиграм. Течение попутное — время отлива. Катер сопровождают кувыркающиеся дельфины.

За кормой — застава Дангмари, последние жилые дома. Начинается территория заповедника; ниже по течению могут промышлять только рыбаки — без права пребывания на суше. Да и не особенно здесь пребудешь: берега покрыты мантрами и зарослями сундари, в лес не углубиться. Кое-где стволы деревьев помечены красными полосками. Это значит, что здесь начинается служебная просека, проложенная в джунглях.

Редкие кордоны расположены там, где Пусур принимает боковые притоки. Здесь раздолье для крокодилов, а вот и один из них: трехметровое пресмыкающееся медленно плывет мимо лодки, приткнувшейся к берегу. У каждого свои заботы: лесничий возится с неводом, крокодил высматривает добычу. Интересно, какие у него взаимоотношения с дельфинами?

В Сундарбане охота категорически запрещена, и животные здесь непуганые. Там, где есть выход к реке, свободный от мангров и сундари, непременно кто-то пасется. Рашид хватает меня за руку и показывает на отмель. Впереди — смешанное пастбище: здесь и табун пятнистых оленей, и стадо кабанов. Живность исчезает в зарослях лишь в самый последний момент, когда «Саддам» проходит мимо, озадачивая лесных обитателей своей тарахтелкой.

К часу дня добираемся до южной кромки Сундарбана и чалимся у пристани Нилкамал. Здесь начинается Бенгальский залив, и при входе в устье Пусура, на небольшом пятачке суши, ютятся три службы. Одна из них — портовая: отсюда катера с лоцманами выходят навстречу океанским судам, чтобы обеспечить их проводку по речному фарватеру до Монгклы. Здесь есть лоцманская гостиница, где охотно размещают и туристов.

Движок «Саддама» устал, и ему нужен отдых. Вместе с Рашидом прогуливаемся по лоцманской территории. Из кустов на нас взирает огромный варан. Местная голопузая-голоногая ребятня лениво швыряет в него камнями, и обиженная ящерица неторопливо уползает в заросли. Нам предстоит круиз по протокам — пока светло и уровень воды позволяет двигаться. Перекур закончен, и мы снова грузимся на «Саддам».

Здесь задают тон пятнистые олени — что ни отмель, то небольшой выводок. Но пастбищ у воды мало, так что олени идут в наборе — то они в компании кабанов, то вперемежку с обезьянами. Особенно много оленей в роще, посреди которой высится смотровая площадка. При желании можно провести наверху несколько часов, спокойно наблюдая за жизнью джунглей из будки с окошками. По крутой лестнице тигру-людоеду сюда влезть трудновато. Разговор про тигров заходит при возвращении в Нилкамал, где в соседстве с лоцманами и береговой охраной приткнулась контора заповедника. Местный начальник по имени Бюль-Бюль привычно заводит: «Народ в Бангладеш...», а затем спрашивает о размере моего жалования. Мы начинаем сравнивать наши заработки, и Бюль-Бюль удивленно тянет: «Почти одинаковые...» Между тем смеркается. Отметив мое командировочное удостоверение, шеф передает гостя на попечение лесников. Один из них — Селим — знакомит меня с подсобным хозяйством.

В руках у Селима фонарик, и он направляет луч света на опушку, где пасутся уже привычные глазу олени. Животные приходят сюда каждый вечер и к вспышкам фонарика относятся спокойно. Селим будничным тоном сообщает, что по вечерам тигры караулят оленей у большого водоема, по берегу которого мы следуем. Что-то верится с трудом — ведь рядом жилье, люди.

— Правильно, — кивает Селим, — тигры нападают и на людей, но только сзади.

Для проверки спрашиваю: много ли бывает жертв? И Селим, почти с гордостью, отвечает, что за год здешние тигры съедают не менее 70 рыбаков, бавали (рабочих лесхоза) и мауали (сборщиков меда). И это только в Сундарбане, не считая территории, где живут горные племена. Все ясно — Селим привирает. Ведь в столичной прессе, которую довелось просматривать в Дакке, отмечалось, что в отчетном году тиграми было съедено не более 10 человек. Правда, это только официально съедено. Больше всего потерь среди сборщиков меда-мауали. Нападая на медоноса, тигр ударом лапы сворачивает ему шею, облегчая себе дальнейшую задачу. В индийской части Сундарбана сборщикам меда выдаются железные маски, защищающие и шею. В здешней части Сундарбана, по бедности, они работают без оных. Так что тигры должны быть благодарны леспромхозовскому руководству...

Травоядные ископытили весь берег водоема. Прошу Селима показать следы тигра. Луч фонарика шарит по земле, но без успеха. Тигр — зверь хитрый, оправдывается мой гид, после чего приглашает в контору на чашку риса. Это весьма кстати. Ведь в Нилкамале нет сельпо; для своих все продукты — с базы.

Несмотря на поздний час Бюль-Бюль весь в отчетах, нарядах и резолюциях. Где-то рядом притаился полосатый хищник, а контора знай себе пишет. Наконец, завершив битву с бумажным тигром, он присоединяется к трапезе. Разом закрывают папки и его помощники. Мы пьем сладкий чай с молоком. За чаем узнаю, что за год Сундарбан посещает около двух тысяч человек. В основном это плановые туристы-западники: европейцы, американцы, реже — японцы.

Было и несколько россиян — из посольской номенклатуры.

Внезапно чаепитие прерывается громкими криками. Мимо нашей веранды проносятся в шлепанцах «лесные братья» с фонариками. С криком: «Тигр!» Селим срывается с мести и тоже несется к околице. В едином порыве поднимаюсь с циновки, но Бюль-Бюль мягко тормозит гостя и просит сбавить обороты. Ведь нынче он за меня отвечает, а кроме того я же еще в Дангмари подписал бумагу: «За тиграми не гоняться»...

Через несколько минут возбужденный ночной дозор возвращается в контору. Бюль-Бюль излагает суть происшествия. Тигр только что из засады набросился на лань, недалеко оттого места, где мы с Селимом совсем недавно любовались грациозными животными. Шум спугнул хищника, но все же он сумел уволочь добычу в заросли. Вмешиваться во внутренние дела фауны людям опасно, да и: не нужно. Ведь в Сундарбане официально царит «закон джунглей». Если лесная охрана задержит местного витязя в тигровой шкуре, то людям светит несколько лет тюрьмы. А полосатая кошка, с ее шалостями, неподсудна: у нее как бы «депутатская неприкосновенность».