Вокруг Света - Журнал Вокруг Света №9  за 1998 год

Олег Назаров

Стоит ли удивляться тому, что Байкал включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО? Его уникальность давно не требует доказательств: самое глубокое пресноводное озеро в мире (до 1620 м); содержит 20 процентов запасов пресной воды на планете; флора и фауна его включают 1800 видов, из которых большая часть нигде в мире не встречается... И это уникальное озеро в опасности. Не стихает борьба природозащитников с Байкальским целлюлозно-бумажным комбинатом, который уже 30 лет загрязняет озеро, с нерадивым хозяйствованием на его берегах. Потеря Байкала стала бы страшной бедой не только для России, но и для всего человечества.

...В прошлом году команда знаменитого Кусто отправилась на Байкал. Мы благодарны журналу «Calypso log» (Франция), который предоставил нам репортаж об этой экспедиции.

Байкал, Сибирь, начало марта. Наша команда готовится к погружению в обжигающе холодные воды, скрытые под метровой толщей льда. Да уж, условия и впрямь хуже некуда. И тут все зависит от физической формы и личного опыта каждого из нас. Впрочем, игра стоит свеч: то, что нам предстоит увидеть под байкальскими льдами, способно поразить даже самое искушенное воображение.

После шести часов пути из Иркутска на северо-восток мы наконец миновали последний перевал, отделявший нас от Байкала. Впереди простиралась бескрайняя снежная пустыня, и лишь далеко-далеко, у самого горизонта виднелись серовато-коричневые сопки острова Ольхон, крупнейшего на Байкале. Между островом и западным берегом Байкала простиралось Малое, или Внутреннее море.

До Мериса мы добрались довольно быстро и легко — как по маслу: ухабистый проселок был покрыт плотно укатанным, гладким настом, и ехать по нему было одно удовольствие. Мерис — это небольшой поселок с пристанью на берегу Малого моря. Мы заходили туда летом прошлого года, когда работали на борту научно-исследовательского судна «Улан-Удэ», принадлежащего Лимнологическому институту Сибирского отделения РАН. Поселок связан с островом Ольхон регулярной паромной переправой. Отлогий берег с пристанью — это часть курортной зоны. Сибиряки очень любят приезжать сюда в отпуск: летом вода здесь прогревается до 20 градусов — должно быть, из-за малых глубин близ берега. — тогда как в «большом море» температура ее обычно не превышает 10-12 градусов.

Теперь же из всех труб, венчающих крыши изб в Мерисе, валил дым. Оно и понятно: на дворе стоял двадцатиградусный мороз, никак не меньше! На улочках поселка не было видно ни души, за исключением разве что троицы на мотоцикле с коляской — мужчины, женщины и ребенка. Мужчина, в меховой шубе, одной рукой вел мотоцикл, а другой придерживал пристроившегося спереди, на бензобаке, мальчонку — должно быть, своего сынишку, — которому с виду было годика четыре. На голове у отца семейства была пышная лисья шапка с опущенными, колыхавшимися на ветру ушами. За спиной у него, на заднем сиденье, кутаясь в шарф, сидела жена в вылинявшей вязаной шапочке. А из коляски торчала большая бочка, доверху наполненная водой, которую приходится возить с озера, потому как зимой в Мерисе водопровод не работает.

Наш провожатый, биолог Петров из Лимнологического института, окликнул мужчину и спросил, как удобнее подъехать к озеру. И вскоре мы уже мчались вдоль длинного, ровного берега. Впереди я разглядел паром, сплошь покрытый льдом, он, казалось, намертво примерз к такой же обледенелой пристани и будто слился с нею в одну громадную заснеженную глыбу. Через некоторое время мы спустились к Малому морю.

И тут всех нас охватило странное волнение. Еще бы: ведь нам предстояло пересечь озеро по тому же маршруту, которым мы прибыли сюда прошлым летом на «Улан-Удэ», — только в обратном направлении и на сей раз по льду и в грузовике.

Место, откуда начинался ледовый тракт, было отмечено двумя сигнальными щитами. Первый предупреждал о том, что машинам грузоподъемностью больше восьми тонн выезжать на лед строго запрещается. На втором был нарисован треугольник, а внутри треугольника — грузовик, скользящий юзом... У нас во Франции такой знак обычно сопровождается надписями вроде: «Внимание, на трассе обледенение!» или же «Осторожно: гололед!»

Мы сидели в машинах и молча вглядывались в снежную даль. Похоже, каждый из нас думал тогда об одном и том же: «Что, если лед не выдержит?..» Мимо нас, в обратном направлении, проехали два грузовика: вероятно, они доставили грузы на остров Ольхон, в поселок Хужир, что в 30 километрах к северу, и теперь возвращались порожняком на Большую землю. Глядя на них, мы воспряли духом. К тому же надежду вселяли и уходящие в слепую, белую даль многочисленные колеи — машины выезжают на этот тракт, как только лед на озере достигнет 60-сантиметровой, безопасной толщины.

Впрочем, байкальский лед далеко не каток. Хотя в одном месте колея, по которой мы двигались, пересекала совершенно чистый и гладкий участок, ослепительно сверкавший на солнце. Но вес наших машин он выдержал запросто. В других местах лед был изломан и торосился: судя по всему, это было результатом штормов и шквальных ветров, которые обрушиваются на Байкал в начале зимы, когда ледовый покров едва достигает 10-15 сантиметровой толщины. Острые вершины торосов, теснивших друг друга, глядели в небо, образуя целые гряды и хребты. За зиму ветер намел к их подножиям непролазные снежные сугробы. И в одном из них мы чуть было не увязли. Но наш водитель Паша вовремя притормозил, сдал назад — и мы двинулись дальше.

Одолев семь километров по снежной пустыне, мы наконец добрались до острова Ольхон, и двигатели наших машин, гулко пророкотав напоследок, заглохли. Тем временем небо полыхнуло оранжевым пламенем, солнце стало подобно огромному красному шару, который завис над заснеженными сопками...

На другое утро я проснулся от шума бензиновой горелки. Отодвинул занавеску, успевшую за ночь примерзнуть нижним краем к внутреннему окошку (в Сибири так называемые двойные стекла не в ходу — теплоизоляция обеспечивается за счет 20-сантиметрового зазора между наружным и внутренним окнами).

На часах — без четверти восемь. Только-только начало светать, а Паша уже зажег горелку и взялся прогревать двигатели наших машин, иначе их было бы не завести. Масло за ночь, конечно же, замерзло: на маленьком термометре, что висит за окном, — минус тридцать два.