Станислав Куняев - Жрецы и жертвы Холокоста

Вот несколько отрывков из книги Исраэля Шамира, который, в отличие от Коха, и пешком, и путешествуя на ослице Линде, исходил всю арабскую Палестину.

«Окрестности Иерусалима — одно из самых красивых мест во всём Нагорье, и вади, в котором мы оказались, подтверждает это мнение. Слева от спуска — просторная пещера, где добывали камень, у входа в неё растёт тенистое дерево. Сядем под деревом и глянем вниз. Мы увидим очаровательную деревушку Лифта. Её дома гнездятся на крутом склоне вади. В складке горы бьёт полноводный источник, называющийся в библейские времена Мей Нефтоах; вода его, выходя из красивого сабила, падает в просторный водоём. Внизу за водоёмом начинаются поля и сады Лифты. Здесь растут огромные смоковницы, оливы, яблони. Узкие тропинки ведут от дома к дому. Дома Лифты — не роскошные, но просторные, вместительные, сложенные из крепкого иерусалимского камня, некоторые — с балконами, с которых открывается прекрасный вид на долину, где меж кустарников бьют родники и растут гранаты.

Теперь подойдём поближе и увидим, что деревня пуста. Крыши домов проломлены, двери заколочены и схвачены пудовыми замками. Бассейн у источника разрушен и захламлён, и чистейшая живая вода гор исчезает в земле. Смоковницы не обобраны, оливы не обиты и не окопаны.

Перед нами — одна из деревень, обезлюдевших в 1948 году.

На полях Лифты мелькают белые платы палестинцев, убирающих помидоры, но они убирают не свои помидоры. Это наёмные рабочие. Земли Лифты были переданы еврейским посёлкам Кесалан, Гиват, Яарим, те наняли безземельных палестинцев работать на земле, которая ещё недавно кормила их».

«В апреле 1948 года еврейские армии прорубили в Западном Нагорье широкий Иерусалимский коридор. В нём были ликвидированы все арабские сёла, кроме чудом сохранившегося Абу Гоша. Евреи боролись за контроль над Иерусалимом, но для жителей Западного Нагорья речь шла о своих домах и полях — и их они потеряли.

У начала тропинки стоят железные щиты с пояснительными надписями: «Здесь наши доблестные силы сражались с арабскими бандами и выкурили их из ихнего бандитского гнезда». Здесь они жили, арабские бандиты, и жёны их бандитки, и дети бандитята, и бандитские ослы, и бандитские овцы в бандитских хлевах, и бандитские оливы, и бандитские кактусы, и всё это существовало тысячи лет, чтобы только мешать движению еврейских конвоев на шоссе».

«На краю Вифлеема, вдоль хевронской дороги, к югу от города, высится красивый холм, на вершине — роща. Это Эр-Рас, место малой святыни. На вершине дует ветер, стоят остатки водосборника. Сюда приходят играть дети из лагеря беженцев Дахейше, который находится к югу от холма, на равнине. Я спросил их, откуда они родом. Они назвали деревни, руины которых я посещал: Лифта, Дир эш-Шейх, Бет Итаб. Они помнят, они иногда ездят туда с родителями, посмотреть на разваливающиеся дома и на неокопанные оливковые деревья».

«Представьте себе, что это вас вышвырнули из дома у источника Лифты и Сатафа, что вам пришлось жить в мазанке, делить одну комнату с десятью братьями, что вы можете увидеть в бинокль проломленные крыши своего дома — и вы поймёте, откуда взялось палестинское сопротивление, палестинский терроризм».

«Жители села Эн Ход бежали в поля. Они по сей день живут в лачугах на краю своих полей. Их земли были конфискованы и переданы Нир Эциону, а их дома стали «живописным посёлком художников» Эн Ход, где живут, несомненно, либеральные израильтяне, социалисты и борцы за права человека».

«Дома Сатафа полуразрушены, только несколько из них остались в относительной целости. Дома были разрушены в ходе военных учений — здесь в начале пятидесятых годов тренировались в своей смертоносной науке солдаты «отряда 101? спецотряда коммандосов, занимавшихся карательными акциями в тылу врага, налётами и убийствами на тогда неоккупированном Западном берегу».

«Сладчайший источник Эн Таннур растекается ручьём по неширокой долине, мимо руин села Алар. Вот здесь, у этого ручейка, где растёт огромная смоковница, роняющая зрелые смоквы в его воду, я хотел бы родиться — но тогда я оказался бы в лагере беженцев Дахейше и смог бы только поглядывать на руины родного дома, так плавно переходящие в византийские руины. Земли этой маленькой долины, где жило и кормилось несколько сот феллахов, получил соседний мошав, где живёт шестьдесят марокканских семей. Они даже не обрабатывают их — только маленькая часть занята посадками фруктовых деревьев. Плоды убирают беженцы из Дахейше. Пастухи Хевронских гор пасут стада поселенцев».

«Другой центр беженцев — Газа, куда были согнаны, как в резервацию, сотни тысяч крестьян из сотен деревень, ставших потом стройплощадками для кибуцов и мошавов с их самодовольными сторонниками мира за чужой счёт. Проезжая мимо пустоши с колючками кактуса «сабра», путник иногда задумывается — как много свободного, пустого места в Святой Земле. Газа — это обратная сторона медали. Там находятся бывшие обитатели пустошей с колючками. Газа — израильский Гулаг».

«Даже самые произраильские наблюдатели ООН после короткого пребывания в Святой земле становятся сторонниками палестинцев. Дело в том, что израильский миф — миф «Экзодуса», жестоких и ленивых арабов, трудолюбивых израильтян, превращающих пустыню в сад — не выдерживает рассмотрения с близкого расстояния. На него нужно смотреть издалека, из Нью-Йорка, из Милуоки, на худой конец — из Бастионов еврейских поселений. С человеком, выбирающимся из кольца осады и идущим по земле, происходит то, что произошло с графом Бернадоттом — он начинает видеть реальность. [12] А когда граф Бернадотт прозрел и всё понял, его убили люди Менахема Бегина. Всего с 1947 года по наши дни процент земель, принадлежавших палестинцам, упал с 90 % до 15 %».

А вот выдержки из книги «Момент молчания» другого еврейского автора, Симона Ловиша, который вместе с родителями-сионистами приехал в 1972 году из Франции в Израиль, где был призван в армию и не раз по службе бывал в лагерях палестинских беженцев.

«— Нами всегда управляли иноземцы, — сказал мне один из феллахов. — Но всё, что было раньше, и сравнить нельзя с тем, что происходит сейчас. Тогда было угнетение, империализм… Сейчас — оккупация. Тогда мы не были нищими. Нас всё же кормила наша земля. А теперь нам не на что жить. Я нищий, все мы нищие. Там, где мы сейчас ютимся, нет деревьев, нет воды. Земля здесь суха, как кость. И животные наши не находят еды и гибнут…

Феллах докурил сигарету, помолчал, потом продолжил: