Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №1  за 1997 год

Минута — и волчий отблеск в глазах Узона погас, он вновь стал собакой. В этот момент в мегафон что-то объявили. Елена сделала знак мужу: пора готовиться к старту. Разговор прервался...

К началу старта на набережной собралась уже заметная толпа. Помощники Сержа Мореля — главного организатора гонки — отгоняли от трассы вездесущих городских собак вместе с их хозяевами. Но несмотря на это, то одна, то другая злокозненная шавка прорывалась к стартующим упряжкам, внося сумятицу в ряды «спортсменов».

Судя по всему, Серж Морель решил продемонстрировать на «Московии» чуть ли не весь «джентльменский набор» спортивных упряжек. Здесь были короткая (до 6 собак) и длинная (до 12 собак) категория, и класс северных собак, представленный чистопородными сибирскими хаски, и так называемый открытый класс, в котором гонщики могут выступать хоть на пуделях, но предпочитают, как правило, аляскинских хаски — апробированную помесь сибирских хаски с «гончаками». Была и пулка, или скандинавский класс, — весьма популярная в Европе «сцепка» лыжника и двух-трех быстроногих собак.

Я дождался старта понюхинской упряжки. Азартные камчатские псы так дружно рванулись до сигнала, что, сломав у нарт тормоз и вырвав стальной якорь, поволокли упирающегося каюра по снегу — хорошо Елена, вовремя бросившись на вожака, остановила упряжку. Собак вернули, успокоили, но лишь до отмашки судьи, когда они с удвоенной силой бросились вперед, словно подтверждая недавние слова своего хозяина:

— Первые наши собаки были, что называется, из-под боя и бежали километров 12-14 в час, — говорил тогда Сергей. — Их потомки стартуют сегодня почти вдвое быстрее. Гонщики, видевшие нас в прошлом году во Франции, удивляются, как мы прибавили в скорости...

Я спустился на лед. Упряжки делали восьмикилометровый круг по заливу и возвращались к месту старта. Когда на горизонте появилась черная точка, я вообразил, что нахожусь в тундре: прищурился — точка растянулась в ниточку, ниточка распалась на звенья... «Волчья стая!» — екнуло сердце.

Я протер слезящиеся глаза: волчья стая превратилась в упряжку итальянца Додо Перри — прошлогоднего чемпиона Европы и абсолютного победителя «Московии-96». Его хаски, не снижая скорости, деловито трусили к финишу, и сам Додо, ничуть не менее сосредоточенный, сверкнул солнцезащитными очками и промчался мимо.

Больше волчьих стай я не видел. Были высунутые собачьи языки, скрипящие полозья нарт и яростные междометия на каюро-собачьем диалекте. И вдруг — «Don't worry» — услышал я спокойный женский голос. Это Элизабет Паскинуччи успокаивала своего англоязычного вожака. Еще недавно молодая итальянка работала в паре с Додо, но на «Московии» выступила самостоятельно — и выиграла (в короткой категории), обогнав Сергея Понюхина по сумме этапов всего на несколько минут. Что ж, аляскинские хаски пока опережают своих предков — камчатских ездовых...

Над заливом безмятежно сияло солнце. Упряжки завершали последние, самые спокойные километры гонки. Все уже было позади. Но что? Что вместилось в те одиннадцать дней между символическим стартом в Битце и столь же символическим финишем в Санкт-Петербурге?

Можайск — Гагарин — Ржев... Первые этапы, первые проблемы. Наверное, маленьким «открытием» стало для Сержа Мореля то, что фирменные снегоходы, специально доставленные из Франции, недостаточно хорошо утрамбовывают пышный российский снег. «Два-три отечественных «Бурана» обеспечили бы гонке идеальную трассу», — считает Понюхин. Претензии камчатского каюра стали для французских организаторов гонки еще одним неприятным сюрпризом.

— По-моему, они думали, что в России нет людей, знающих, как должны проводиться международные гонки, — говорил Сергей. — И вдруг я начинаю заявлять им протесты: почему не вывешиваются протоколы прошедших этапов, стартовые листы будущих... Сразу исправились.

Впрочем, к российской стороне у въедливого каюра претензий набралось не меньше.

— Официальные приглашения на гонку разослали слишком поздно. Мы с Еленой узнали обо всем случайно и чудом успели... А с Чукотки так никто и не приехал. И вообще: многое можно было устроить иначе, — не скрывал горечи Понюхин. — Видели бы вы, как возмущались мэры малых городов, когда караван шел мимо: почему не остановились, не сделали этап? Был бы праздник и для гонщиков, и для жителей — с пирогами, блинами, банями — праздник, к которому люди бы месяц готовились, а потом год вспоминали...

Ржев — Селижарово — верхневолжские озера: Волго, Пено. Стерж... Много ли россиян бывало в этих исконно русских местах, да еще в разгар зимы? Французы, итальянцы, бельгийцы и другие участники «Московии», не смутившиеся отсутствием у гонки призового фонда, там побывали. Скандинавы, американцы, канадцы этих красот не увидели, но, как говорится, присматриваются. «Привлекательность гонки определяется не только деньгами», — полагает Понюхин. И он, по-видимому, прав. С каким восторгом один из швейцарских гонщиков рассказывал мне, как гнал упряжку через озеро. Как клубился над снегом морозный туман, как погружалось в него красное закатное солнце, и какое при этом непередаваемое чувство одиночества он испытал... Его молодая спутница-ассистентка поделилась еще одним незабываемым впечатлением: как приходилось греть на керосинках воду, чтобы умыться... Да, в России легко почувствовать себя героем, только зачем это все профессиональным каюрам?

— Зато нас очень тепло принимали, — улыбалась швейцарка, — у вас удивительно гостеприимный народ...

Озеро Селигер — Демянск — река Пола... Однажды под вечер, перепутав левый берег реки с правым, заплутали два француза-«буранщика», прокладывавших трассу. Поиски привели на край глухой деревушки, в одну избу, у плетня которой сиротливо стояли пустые снегоходы. А сами водители, счастливые, отмякали возле русской печки, пригретые какой-то хлебосольной бабулей, — и накормленные, напоенные, были недовольны только тем, что их так рано «спасли».

Село Взвад — Ильмень-озеро — Новгород: финал... К концу гонки устали и каюры, и собаки, и автомобили. У Мишеля Оливье сломался микроавтобус: опоздав к старту очередного этапа, гонщик из Ниццы выбыл из соревнований. Впрочем, говорят, он просто пожалел своих собак и дал им передышку... Я видел лицо Мишеля в Санкт-Петербурге, это не было лицо огорченного человека. По-моему, он нашел то, что искал. Что - я не допытывался. Может быть, завораживающие снежные просторы. Или величественные стены новгородского Кремля. А может быть, то, неизвестное большинству западноевропейцев, подлинное гостеприимство, которое — будь то уха в рыболовецком хозяйстве или простой чай у одинокой старушки — идет в России всегда от самого сердца и не требует ничего взамен...