Вокруг Света - Журнал Вокруг Света №1  за 1997 год

Через полчаса я вошел в Стенли-парк. Собственно, я даже не сразу понял, что давно иду по парку. Парки здесь не такие как у нас, например, в Москве парк Горького или Сокольники, где обязательно есть забор, ворота... — то есть обозначенная территория. А здесь ничего такого нет, нет самого момента перехода из города в парк; пять минут езды от знаменитого центра Ванкувера — Даунтауна с небоскребами, и ты среди вековых деревьев. Разве что Стенли-парк расположен на своеобразном полуострове, окруженном с трех сторон водой и дорогой, идущей по периметру всего парка...

Не успел я войти в парк, как дорогу мне перебежали косули и зверьки с пушистыми хвостами, подобные нашим хорькам. Здесь их называют скунсами. Потом я заметил, что идущие мне навстречу люди, улыбаясь, показывают на мою кинокамеру, которую я нес на плече. Я взглянул на камеру и ахнул: на ней, как ни в чем не бывало, сидела и грызла орех черная каролинская белка. В своей черной серебрившейся шубке она была очень красива. Но почему она выбрала именно мою кинокамеру в качестве обеденного стола, я сразу понять не мог. Потом подумал: видимо, здесь белке было спокойнее за свой орех, который на земле могли у нее отобрать шустрые товарки, которых в парке было видимо-невидимо.

Позже я узнал, что каролинская белка не всегда бывает черной. В основном ее цвет — серый. И мне повезло, я попал в Ванкувер, когда каролинская белка меняла одежду.

Покончив с орехом, белка спрыгнула с камеры и побежала в чащу, а по земле меня уже сопровождало еще несколько таких же белок. Так я дошел до маленького кафе под открытым небом. Оно было устроено на небольшой площадке перед лесом и косогором, из которого бил лесной ключ с прохладной водой. Пять-шесть столиков, не более, уютно и свежо. Я сел за крайний к лесу столик, заказал себе булочку с обжаренной сарделькой и кофе, осмотрелся.

Приветливая хозяйка кафе принесла все, что я просил, и я уже приготовился приняться за еду, когда неожиданно все белки до единой быстро исчезли на высоких деревьях. Что-то потревожило их. Я подумал, что бы это могло быть, и увидел, как из ближайших кустов вышел красивый американский енот-полоскун. Здесь их называют рэккун.

За самцом вышла самка. Она была такая же красивая в своей осенней полосатой шубке, но только чуть меньше. Глаза мои еще более округлились от удивления, когда за родителями из леса вышли еще трое енотов-малышей. Вся семья чувствовала себя совершенно спокойно, несмотря на присутствие человека.

Енот-самец подошел ко мне, привстал на задних лапах и положил передние пушистые лапки с длинными коготками мне на колени. Затем потянул носом, пытаясь понять, что же лежит у меня на столе. Я дал еноту половину своей сардельки. Он взял ее с достоинством, но есть сразу не стал, а понес в лапках к ключу и, старательно пополоскав в воде, съел. Тоже самое проделала мамаша-енотиха. Она получила вторую половину сардельки и тоже съела после того, как пополоскала ее. Булочка моя досталась малышам. Я остался без завтрака, но зато в память об этой семейке у меня остались чудные цветные фотографии.

Позже, когда я показывал их в Москве в зоологическом музее специалистам, мне пояснили, откуда у енота по прозвищу полоскун привычка мыть еду. Оказалось, основная пища этого вида енотов — моллюски, крабы, червяки, лягушки, которых еноту приходится добывать в далеко не чистой среде. Оттуда и рефлекс смывать грязь. Но почему енот ополаскивает даже чистую сардельку? Возможно, отбивает водой чужой запах, а может, инстинкт подсказывает ему, что мокрая пища лучше усваивается...

Когда еноты ушли, я пошел погулять по парку и вышел к набережной. Здесь, в воде, были владения водоплавающих птиц. Сотни птиц — утки разных видов, лебеди, серые цапли и, конечно, мои знакомые — канадские гуси. Люди фотографировали птиц, а иногда и фотографировались с ними сами, катаясь на лодках. Это была идиллия взаимной любви. Никто никого не гонял и никто ни на кого не кричал. Не забуду Московский зоопарк с обилием на грязном пруду чахлых водоплавающих птиц с подрезанными крыльями, чтобы не улетели. Помню, я подлез поближе, чтобы снять крупным планом двух лебедей, так на меня накричали служители зоопарка, как будто я совершил государственное преступление.

Стенли-парк в Ванкувере — тот же зоопарк, только животным и людям здесь дышится легко, и никто не подрезает птицам крылья: хотят — улетают, хотят — прилетают. Краем глаза я заметил, что навстречу мне по парапету семенит какая-то птичка. Я повернул голову и увидел, что вплотную ко мне подошел красивый темно-серый скворец в белую крапинку. Его совершенно не смущали ни люди, ни другие крупные птицы. Он рассчитывал получить от меня какой-нибудь гостинец.

Моя юность прошла в Крыму, среди скворечников и скворцов. Но я не припомню, чтобы эта осторожная птица подпускала хотя бы на 8 - 10 метров. А тут... Я порылся в своей операторской сумке и нашел кусочек старого, еще московского, сыра, покрошил его скворцу. Тот с удовольствием поел, уступив часть красивому селезню.

О доверии животных человеку я разговаривал в Ванкувере с моими новыми друзьями, и они пояснили, что канадцы очень любят животных, а привили им эту любовь канадские законы, которые защищают животных так же тщательно, как и человека «Попробуй у нас, говорили они, обидеть животное, или, тем хуже, убить. Будешь всю оставшуюся жизнь помнить решение суда и штраф, который на тебя наложат. Закон защищает здесь не только диких животных, но и домашних. Если кто-то, скажем, выгонит из дома навсегда на улицу собаку, этим займется полиция и обязательно разыщет бывшего хозяина, и тоже наложит на него большой штраф». Вот почему в Ванкувере я вообще не видел на улицах бездомных животных.

Подобное отношение к животным я встречал и в некоторых штатах Америки — в Миннесоте, например, на Аляске. В городах Миннесоты олени и лоси спокойно бродят по улицам целыми семьями. А на Аляске знаменитый и некогда очень редкий белоголовый орел — символ Америки, теперь встречается целыми стаями. И все благодаря строгим законам, защищающим эту птицу, и уважению этих законов жителями Аляски. В городе Уналашка на Аляске, куда мы тоже заходили на своем коче, мы часто видели белоголовых орлов, сидящих на радиоантеннах, верхушках деревьев и мачтах кораблей. Однажды и наш коч удостоился такого посещения. Как-то утром, проснувшись и выйдя из кубрика на палубу, мы увидели огромного белоголового красавца на рее нашей грот-мачты. Вдобавок он, словно бы нам на счастье, как мы подумали, сбросил на палубу большое маховое перо. Я подобрал его и хотел взять на память в Москву, но наш приятель Уолтер, шеф-повар из местного ресторана, отсоветовал делать это, сказал, что у нас будут большие неприятности с американской таможней и нам будет трудно доказать, что мы не убивали орла, а перо нашли. И тем более, говорил он, никто не поверит в байку, что орел сел к вам на рею и сам сбросил на палубу свое изумительной красоты перо. Уолтер убедил нас. Пришлось оставить перо в Уналашке.