Евгений Гришковец - От ЖЖизни к жизни

В уходящем году я закончил и выпустил только книжку «А……а», и нам удалось успеть с альбомом «Радио для одного». Аудиокнига «Реки» и в этом году не вышла; фильм «Сатисфакция» тоже перевалился с выходом на экран в наступающий год. С его премьеры, по сути, новый год для меня и начнётся. А так хотелось показать его ещё осенью… В уходящем году я и весь коллектив, который со мной работает, навсегда простились со спектаклем «Планета» и даже раздали желающим декорации и реквизит. В этом году я ни разу не сыграл «ОдноврЕмЕнно». Спектакль нужно переделывать, нужно делать тщательную новую редакцию, а фактически – заново переписывать. Но я не знаю, с чего начать, с какого конца приступить. И ещё нужно найти время и освободить голову именно для этой работы. А у меня всё не получается, хотя я люблю этот спектакль и не хочу с ним расставаться. В этом году вышла книга «Сатисфакция». Книга удачная, хорошо собранная, и при том, что в неё вошли тексты разных лет, крепкая и цельная. Правда, я не могу подкрепить свои слова профессиональными высказываниями коллег и критиков, потому что ни на эту книгу, ни на «А…..а» ни одной рецензии не было.

Два с половиной года назад я купил в Калининграде дом. Собственно, процесс покупки дома подробно и весьма документально воспроизведён в пьесе «Дом», которая вошла в книжку «Сатисфакция». Только в пьесе непонятно, купил ли герой дом, а мне всё же удалось его купить (улыбка). Этим поступком я вполне внятно сам себе сказал, что из Калининграда не уеду. Это очень типичный немецкий дом 1934 года постройки, похожий на тот, в каком жил Штирлиц в Бабельсберге. Только в раскрашенной версии «Семнадцати мгновений» у Штирлица дом терракотового цвета – это характерная раскраска домов того периода. А наш дом был изначально покрашен в светло-серый цвет. Он – памятник архитектуры, и я к этому отнёсся с большим вниманием и даже трепетом. Восстанавливаю дом в точности таким, каким он был построен, воспроизводя все возможные и известные его детали. А он пострадал и от английских бомбардировок, и от уличных боёв, но сильнее всего – от проживания в нём двух советских семей, которые закладывали окна кирпичом, разбирали лестницы, захламляли подвалы, закрашивали паркет жуткой краской, пристраивали к дому приземистые строения, перегораживали, разбивали на мелкие комнатушки, возводя кривые стены… Мы приступили к реконструкции 1 апреля 2009 года. Очень хотели въехать в него в августе нынешнего года, потом в октябре, потом в ноябре, потом мечтали нарядить в нём ёлку и отпраздновать Новый год… Но не хватило сил, средств, времени, воли. Надеемся теперь въехать туда всей нашей весёлой, шумной компанией в апреле…

Сильно досадую, что не удастся, как обычно зимой, поработать, не отрываясь от письменного стола. Основные свои литературные тексты я писал в январе и феврале. А тут придётся 10 января стартовать из дома, чтобы проехать по стране с премьерой нашего фильма. Хорошее дело и приятные встречи. Но дела, намеченные в уходящем году, наползают на новые планы и мешают их осуществлению. А я так не привык, раздражаюсь: люблю в делах порядок…

Много сыграно концертов и спектаклей… Но в этом году они давались труднее обычного, и я понимаю почему. Общее настроение в стране таково, что оно само и является той тяжестью, тем препятствием, с которым нужно справиться во время спектакля или концерта не только мне, но и зрителям. Отсюда и ощущение, что если результаты и были, они дались такими усилиями и таким преодолением, что и не кажутся результатами. Трудное подведение итогов, непраздничное.

Вот уже третий день не удаётся поставить ёлку. Но ничего, несколько дней в запасе есть, мы успеем подготовить себе праздничное настроение (улыбка).

Слушал я нашего президента, когда он встречался с руководителями телеканалов, а сегодня слушал его выступление на Госсовете… Тоже человек подводит итоги! Впервые наблюдал его и слушал с сочувствием. Я понял, что могу ему сочувствовать, потому что в это же самое время пытался подводить собственные итоги. Подводил свои, слушал президента и осознавал, что наши итоги ни в чём не совпадают. Ни капельки! А как они могут совпасть? Мы ведь с ним живём в разных странах! Он видит и ощущает одну страну – а я вижу и знаю другую.

А посочувствовал я по той причине, что увидел совершенно одинокую и почти трагическую фигуру. Видно же по Дмитрию Анатольевичу, что когда-то он был весёлым компанейским парнем из хорошей семьи, слушал хорошую музыку, смотрел хорошее кино, был студентом, потом сам преподавал в высшей школе. Я даже доподлинно знаю, что он неплохой педагог. У него наверняка был интересный круг общения, он многим нравился. Причём тем, кому хотел нравиться. А теперь он оказался, видимо, в удивительной для себя ситуации, когда ему приходится, в основном, общаться с людьми, которые ему не нравятся, а он не нравится им. Таких было сегодня большинство за огромным столом во время его выступления.

Он старается быть современным, ему хочется быть передовым человеком, он хочет по-прежнему нравиться тем, кому когда-то нравился, с кем он когда-то жил и работал…

Но им и таким, как они, он уже не нравится. Пользование твиттером, увлечение передовыми технологиями уже вызывают недоумение, недоверие, а то и усмешку, как и привнесённое им слово «модернизация». Я видел, как во время разговора с руководителями телеканалов ему явно хотелось резче ответить на гнусный и подобострастный вопрос господина Кулистикова, особенно после его циничных слов в том смысле, что общественность является для него (Кулистикова) пушечным мясом. Во всяком случае, мне хочется в это верить.

Я хочу верить в то, что наш президент понимал, что господин Добродеев лукавил, когда заявлял, что сейчас такие свободные для СМИ времена, каких не было никогда… Я надеялся, что некогда нормальный, хороший парень Дима Медведев ему не поверил…

Я надеюсь, что Дмитрий Анатольевич понимает, что не имеет никаких реальных возможностей для принятия и реализации существенных решений. Я надеюсь, он страдает оттого, что ему приходится быть лицом той власти, что осуществляет чудовищное руководство, которое не может совпадать с его представлениями о руководстве современном и передовом. Мне хочется верить, что ему плохо в те моменты, когда он пытается говорить резкие и даже дерзкие слова, а его никто не то что не боится, но даже не опасается. Я хочу надеяться, что он понимает, в какой ужасной, беспомощной, двусмысленной и даже карикатурной ситуации находится с точки зрения людей, которые нравятся ему и которым сам он хочет нравиться. Я ему сочувствую, потому что его итоги года плачевны по сравнению даже с моими, столь не удовлетворяющими меня итогами.