Игорь Ефремов - Кто убил президента Кеннеди?

Лишь после короткой встречи с адвокатом Томом Ховардом в 2 часа Руби узнал, как ему следует отвечать на этот вопрос. Впервые он попытался пустить в ход подброшенную ему версию в разговоре с капитаном Фрицем в 3.15. На что капитан Фриц заявил ему:

— Не мог ты войти через северный въезд. Там один полицейский стоял наверху, другой внизу.

Капитан ошибался — внизу постового не было. Но Руби не мог этого знать. Чувствуя, что версия, подброшенная ему, еще слишком сыра, Руби в дальнейшем отказался отвечать на вопрос о входе. В течение месяца он упрямо держался этой политики на множестве допросов. «Это составная часть моей защиты на суде, и я не хочу раскрывать ее до времени», — говорил он. Лишь месяц спустя, после долгой подготовки с командой своих адвокатов, отвечая агентам ФБР на допросе 25 декабря, он вернулся к своей легенде. Но и тут, как было указано выше на странице 27, продемонстрировал неважное знание урока. (Не знал, сколько человек было в машине Пирса, в какую сторону она поехала, сколько человек стояло у входа.)

С первого же дня версию входа через северный въезд усиленно развивала пресса. Откуда же она взяла ее? Одни журналисты ссылались на сержанта Дина, который заявил им через несколько минут после убийства, что сам видел Руби, спускающимся по въезду к толпе внизу. (Дин впоследствии отчаянно отрицал это, говорил, что журналисты исказили его заявление.) Другим ее подсовывал адвокат Том Ховард. Журналист О'Лири показал, что Ховард рассказал им о входе через северный въезд чуть не в первый день со всеми подробностями: телеграфное отделение, 25-долларовый перевод, проходит мимо двух заболтавшихся полицейских.

Окончательную отделку версия получила в викенд 30 ноября — 1 декабря, когда все заинтересованные имели возможность обдумать и обсудить детали. Начиная с 1 декабря показания шестерых полицейских (Кларди, Макмиллан, Арчер, Дин, Ньюман, Крой) делают крутой поворот, после которого вход через северный въезд принимается как непреложная истина полицией, ФБР, судом и впоследствии — Комиссией Уоррена.

Примечательно, что этот вердикт по сути объявлял полицейского Вона, охранявшего северный въезд, виновным в непростительной небрежности. Казалось бы, такой проступок должен был повлечь самые тяжелые последствия. Однако этот якобы главный виновник случившегося не получил даже выговора. Правда, коэффициент надежности Вона (показатель, оценивающий исполнительность полицейских) был снижен с 90 до 86. Но когда он, не чувствуя за собой никакой вины (см. выше, стр. 26), пошел выяснять в чем дело, ему объяснили, что снижение проведено по другой причине, а именно: за полтора часа до выстрела Руби он впустил в гараж механика Тома Кэбота.

Механик этот был на жалованьи у городского управления, постоянно обслуживал машины в гараже. Он подъехал к въезду в полицейской машине, объяснил Вону, который его отлично знал, что ему нужно переговорить с сержантом Дином, и через три минуты уехал. За что же тут наказывать? Скорее всего таким полувзысканием за полувину полицейское начальство хотело показать, что проступок не прошел незамеченным. На самом же деле оно тем самым лишь молчаливо признало, что само не верило в версию входа через северный въезд, а поддерживало ее лишь для защиты чести мундира.

Много любопытного содержится в показаниях телережиссера Джимми Тернера — начальника тех двух операторов, которые в последний момент привезли камеру с третьего этажа и, затесавшись между которыми, Руби проник в гараж. Отвечая на вопросы следователя Комиссии Уоррена, Тернер заявил, что видел Руби спускающимся по северному въезду секунд за 30 до выстрела. Но, описывая внешность виденного им человека, он упомянул пальто и огромную, бросающуюся в глаза шляпу, какие носят на среднем Западе.

Миллионы телезрителей во всей Америке знали, что Руби в момент убийства был одет в темный костюм и обычную шляпу с узкими полями. Снимок момента убийства был воспроизведен в тысячах книг, газет и журналов. За четыре месяца (Тернер давал показания в марте 1964-го) этот снимок должен был попасться на глаза каждому взрослому американцу, не говоря уже о свидетеле, которому предстояло давать показания. Следователь Хуберт, помогая, спрашивает:

— Шляпа с узкими полями?

— Нет, — твердо отвечает свидетель. — С широкими. И человек выглядел гораздо крупнее, чем Руби, каким я его увидел на суде.

Спрашивается: зачем Тернеру понадобилось давать заведомо неправильное описание внешности убийцы? Если он действительно видел кого-то в пальто и техасской шляпе (журналист Хуффакер был одет так и стоял неподалеку), он должен был бы признать, что этот человек не мог быть мистером Руби и. его первое впечатление было ошибочным. Если же он решил врать ради выгораживания своих операторов; ему ничего не стоило сделать вранье гладким и описать внешность Руби, как она запечатлелась на знаменитой фотографии.

Я вижу здесь лишь одно возможное объяснение: он хотел дать следователям знак, что показания его ложны и даются под угрозами. Формально выполняя требование заговорщиков подтвердить вход через северный въезд, он нашел способ — либо под давлением совести, либо из страха наказания за лжесвидетельство — дискредитировать собственный рассказ.

Так или иначе, эта явная ложь ставит под сомнение и его заверения в том, что он был третьим у телекамеры в момент ее продвижения через двойные двери (см. выше, стр. 42). Тем более, что и здесь он путается: не помнит, кто из двух операторов был в середине, кто слева (сам он, якобы, подошел к камере справа); невнятно объясняет, в какой момент он достиг движущейся камеры — до или после ее прохождения через двойные двери.

Несмотря на то, что версия проникновения убийцы через северный въезд совместными усилиями полиции, прессы и адвокатов Руби была утверждена в правах, действия отдельных полицейских многим официальным и неофициальным исследователям казались весьма подозрительными. То, что некоторые из них лгали, не оставляло сомнений. Вопрос был только в том, лгали они для сокрытия своего ротозейства или для сокрытия своего соучастия в заговоре.

Очень подозрительно вел себя старинный приятель Руби, полицейский Уильям Гаррисон. Перед перевозкой Освальда он оставил своих сослуживцев и один спустился в подвальную раздевалку якобы для того, чтобы купить в автомате сигар. На телевизионной ленте Руби виден перед самой атакой стоящим за спиной Гаррисона. На суд он не был приглашен ни обвинением, ни защитой — видимо, не казался надежным свидетелем. На допрос в Комиссию Уоррена явился (один из немногих свидетелей) с адвокатом. Испытание на детекторе лжи провалил.

Отвечая на вопросы лейтенанта Ревилла неделю спустя после совершенного им убийства, Руби потерял самообладание только один раз: когда его спросили о Гаррисоне. Он обозвал лейтенанта кровопийцей, который будет только рад, если сослуживец потеряет работу.