Николай Полудень - Есть такой фронт

— Молодцы, хлопцы! — выслушав историю поимки до конца, сказал капитан. — Передайте большое спасибо местным жителям, которые помогли его поймать, — Иванне и деду Михайле, А мы разберемся, что это за птица.

И вот я снова в кабинете у капитана Карпенко. Нашу беседу прервал старенький бойко.

— Можно к вам, товарищ капитан?

— Заходите, пожалуйста, — приглашает Виктор Антонович.

— Такое дело, товарищ капитан, где-то мой сын пропал. Вот уже второй месяц, как ушел…

Я прислушиваюсь к вопросам капитана, ответам старика и чувствую, что это дело не касается органов государственной безопасности.

— Вы заявите в милицию, — советует оперуполномоченный.

— Нет, дорогой капитан, — возражает старик. — Мне в селе люди сказали, чтобы я шел только к вам. Капитан Карпенко, говорят, кого хочешь найдет…

В Старосамборском районе нет села, где бы не знали Виктора Антоновича. Особым уважением он пользуется у сельской молодежи. Дружинники называют его «наш капитан», а избиратели — «наш депутат». С 1958 года его неизменно избирают депутатом Старосамборского горсовета. Тут он возглавляет комиссию социалистической законности. Кроме того, является активным членом районного отделения общества «Знание», заместителем председателя юридической секции. Его часто приглашают к себе в гости сельские школы. Ученики, слушая рассказы боевого капитана, с завистью смотрят на его грудь, украшенную орденскими планками.

Капитан Карпенко — еще и бессменный секретарь партийной организации своего учреждения…

Я беседую с капитаном и думаю: как хорошо, что нынешнее поколение чекистов-дзержинцев унаследовало от Феликса Эдмундовича его справедливость и доброту, его суровость к врагам и чуткость к людям! Как хорошо, что у Виктора Антоновича Карпенко теперь есть время и для отдыха, и для забот о семье, и для постоянного общения с народом, из которого он вышел и которому он верно служит.

Извилистую долину обступают изумрудные горы. Вдали зелень тушуется легкой синеватой пеленой. А самые дальние вершины, словно лебяжьим пухом, покрыты белыми облаками… Слышен клокот бьющейся о камни воды. За поворотом, напоминающим огромную подкову, дорога приблизилась к реке и потянулась вдоль берега. С мчавшегося газика было видно, как быстротечная вода, ударяясь о седые, словно отполированные валуны, пенится, шумит, поднимая фонтаны жемчужных брызг.

— Ну как, нравятся Карпаты?

Лейтенант Александр Ипатов не сразу ответил, стараясь подобрать слова, которые выразили бы его восхищение окружающей природой.

— Сказать: нравятся — этого, пожалуй, мало, — заметил, наконец, он. — Горы чаруют — столько в них привлекательности и красоты!

— Да, верно говоришь: горы чаруют… Я частенько гляжу на них и не могу налюбоваться, — мечтательно произнес подполковник Журавлев.

Александр устремил взгляд своих прищуренных, задумчивых глаз сквозь ветровое стекло вдаль. Ему, впервые прибывшему на запад Украины, вспомнилась Вологодщина, где он родился и вырос. Бесконечные равнинные поля, леса, тянущиеся на сотни километров, озера, отсвет северного сияния… И вот Карпаты… Он никогда не видал их, но полюбились они ему сразу, как только очутился здесь.

Газик мчал вперед. Выскочил на возвышенность. Журавлев, считавший себя в этих краях старожилом, знакомил новичка:

— Видишь нефтяные вышки? Там — Борислав. А в стороне — островок белых корпусов курортного городка Трускавца. Слыхал о нем?

— Слыхал, слыхал…

Вскоре газик спустился вниз, и горизонт сузился. Машина вошла в село. По обе стороны — домики. Где добротные — под железом и черепицей, где убогие — под соломенной стрехой. Справа в одной из хат окна и двери накрест забиты досками.

— Всю семью бандеровцы истребили — вот и пустует жилье, — пояснил Журавлев, показав рукой на осиротевшую хату.

Глаза Ипатова стали угрюмыми, лицо посуровело.

— И войны нет, а невинные люди гибнут, — глухо промолвил он.

Журавлев тем временем подал знаю водителю, и тот притормозил у низкой изгороди. Подполковник, бывавший здесь раньше, открыл калитку и направился к двери домика с вывеской «Сельсовет». За ним широко шагал невысокий, коренастый, крепкий в плечах лейтенант Ипатов.

— Привет, друзья! — раздался звонкий голос Журавлева.

— Доброго здоровья, Яков Антонович! — послышалось в ответ.

В накуренной комнате сидели трое крестьян: средних лет, с приятным улыбчивым лицом — Филимон Лисович, чуть старше его возрастом, худощавый, добродушный — Григорий Федык и щупленький — дедок Игнат Удыч. Старым своим знакомым Журавлев крепко пожал руки. Поздоровался со всеми и Ипатов.

— Где же председатель сельсовета? — поинтересовался Журавлев.

— С утра еще подался в город. Говорил, что вызывают в райисполком, — ответил Григорий Федык.

— О чем же здесь толкуете? — дружелюбно спросил подполковник, закуривая папиросу.

— Колхозы в соседних селах создаются, вот мы думаем, что и нам пора организовать. Коллектив ведь — большая сила! — заговорил энергичный и бойкий Филимон Лисович. — Не отставать же нам от других.

— Колхоз — верный путь к лучшей жизни, — рассудительно сказал Журавлев. — Получите машины, инвентарь, облегчится труд, урожаи станут лучшими…

Сельские активисты рассказывали гостям о своих планах на ближайшее время. В селе собираются строить школу, чтобы все дети могли учиться, оборудуется помещение для сельского клуба-читальни. Но больше всего речь вели о создании колхоза.

— Радуются наши крестьяне, что от панов и фашистов освободились, — говорил бывший батрак Григорий Федык. — Да вот нету покоя от бандеровцев!

— Шныряют по ночам бандиты, как голодные волки: грабят людей, убивают! — сердито бросил Филимон Лисович.

— Сынка моего недавно убили антихристы, — с горечью отозвался дед Игнат. — А за что? За то, что в Красной Армии служил, с фашистами воевал, а когда вернулся с фронта — о колхозе слово молвил… — Старик достал из кармана окровавленную веревку, показал лейтенанту. — Посмотри, парень, посмотри. Этим мотузком бандиты связали моего сына, вытащили из хаты, издевались, а потом расстреляли…

Слезы заблестели на глазах отца, а в сердце заныла неизлечимая рана. Игнат стоял и, как в забытье, держал в руках веревку. Это была память, страшная память о сыне.

— И погибели нету на тех душегубов! — с негодованием промолвил Федык.

— Придет на них погибель, придет! — убежденно сказал взволнованный лейтенант Ипатов.