Шапи Казиев - Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке

В первой половине XIX века особенно расширилось рыболовство на Северо-Восточном Кавказе. В устьях рек Терек, Сулак и Самур, в Аграханском заливе и по берегу Каспийского моря возникли рыбные промыслы, на которых добывали ценные породы рыб: осетра, белугу, стерлядь, рыбец. Владельцы вод стали отдавать промыслы на откуп русским рыбопромышленникам. Так, князь Хамзаев отдавал на откуп воды Сулака за 70 руб. в год, а устья Терека - за 350 руб.; Али-Султан Казаналипов отдавал за 700 руб. воды Аграханского залива. В 1837 году шамхал Тарковский заключил контракт с коллежским асессором П. С. Давыдовым о сдаче в откуп вод Каспийского моря от Аграханского залива до реки Самура, включая подгорные воды Дербента. «За все воды и убой каспийского тюленя» Давыдов обязался платить по 4 тыс. руб. в год. Другие хозяева предпочитали вместо денег откуп натурой, например, из расчета 1/4 части всего лова. Стремясь получить как можно больше прибыли, откупщики увеличивали лов. Вокруг промыслов вырастали жилые поселки. Как правило, квалифицированными ловцами и мастерами по обработке рыбы на промыслах были русские, а чернорабочими нанимались к откупщикам горцы. Для последних это был своего рода отхожий промысел, приносивший дополнительный доход.

В «Охоте на Кавказе» Л. Н. Толстой писал: «Я нашел Мамонова по брюхо в воде: он с Магметом, ногайцем-работником, ловил рыбу в озере, образованном разливом Терека в нескольких стах шагов от этого сада. Не знаю, по каким правам - по праву ли сильного, или по праву primo occupandi - Мамонов присвоил себе озеро, - только он никому не позволял ловить в нем рыбу, а ловил лишь сам, ел, солил, дарил всем знакомым, кормил ею и ногайца своего, и даже собак…

- А! Николай Николаевич! Вот славно! Спасибо, что заехали… А вот я покажу вам, какие у меня сазаны. - И Мамонов отправляется в садок, погружает в воду свои огромные руки с засученными рукавами по самые плечи, долго копается в садке и наконец вытаскивает огромную щуку. - А это не сазан, - замечает он: - я угощу вас сазаном. - Мамонов бросает щуку в воду. Брызги летят ему в лицо, но он продолжает искать сазана, снова выпрямляется и вытаскивает, но опять не сазана, а сома. Сом вырывается и уходит в озеро. - Ах, ушла! - кричит мой приятель. - Лови!…»

Обилие на Северном Кавказе медоносных растений располагало к занятию пчеловодством. Мед и воск не только использовались в домашнем хозяйстве, но и находили широкий сбыт на меновых дворах, рынках и ярмарках. Горский мед отличался хорошим вкусом и целебными свойствами. Воск ценился еще дороже. Поэтому мед и воск были важной статьей торговли и вывоза. В России «товарами произведения Черкесии и Абхазии, допускаемыми к бесплатному, меновому торгу», на первом месте были «сало всякое, воск и мед».

Пчеловодством занимались все горцы Северного Кавказа, но особенно оно было развито у адыгов. Здесь оно считалось важнейшей, после земледелия и скотоводства, отраслью сельского хозяйства. Пчел содержали в ульях-плетенках, которые изготовляли из прутьев ивы и фруктовых деревьев. На сапетки надевали шапочки-крышки из камыша или обмазывали глиной. Когда в улье выводилась новая семья, ее старались отсадить в новую сапетку, для чего использовался особый сачок. Осенью сильные семьи оставляли на развод, а слабых выкуривали серой, чтобы добыть мед. На Восточном Кавказе пчеловодство носило подсобный характер. Н. Грабовский писал: «Немногие из зажиточных горцев имеют по несколько сапеток пчел, лишь для домашнего своего употребления».

Кроме домашнего меда горцы добывали и мед диких пчел. Н, И. Воронов, посетивший после завершения Кавказской войны Гуниб в Дагестане, приводит в своих записках следующую историю: «Влево от ручья, при самом входе его в Карадахскую щель, на отвесистых стенах скал, на высоте нескольких саженей, видны отверстия, как бы маленькие пещеры. Это жилища диких пчел с запасами весьма лакомого меда. От низу скалы в направлении к этим пещеркам заметны кое-где вставленные в расщелины ее палочки: это остатки человеческими руками устроенного хода к этим пещеркам с их медом. Чуть не сказку рассказывают про обладателя этой своеобразной пасеки. Когда по взятии Гуниба наши солдаты стали добывать карадахский сланец, то этот пасечник явился к ним с поклоном и просьбою не трогать его пчел. На такую просьбу солдаты рассмеялись: и действительно, придет ли кому охота полезть за медом на высоту 12-15 саженей, взбираясь по отвесу скалы и имея для опоры кое-где вбитые в нее палочки! Некоторое время пасечник оставался доволен поведением наших солдат по отношению к его пчелам, как вот стал он замечать, что кто-то наведывается в его самородные ульи и похищает оттуда мед. Пасечник решился подкараулить вора. В темную ночь засел он у подножия карадахских скал, не спит и слушает, не явится ли кто полакомиться его медом. И точно, слышит он, кто-то полез к его ульям. Давши вору время взобраться повыше, старик выскочил из засады и гикнул, - в ответ на этот гик с десятисаженной высоты кто-то рухнул к его ногам… То был его собственный сын, то был человек, сумевший следовать по стопам своего отца. Без сомнения, от этого достойного сына лежали у ног отца только бренные останки. С тех пор обезумел старик-пасечник, не навещает уже больше своих ульев, и путь к ним, состоявший из симметрично вбитых в скалу палочек, от времени и без должного присмотра разрушился».

С первой половины XIX века на Северном Кавказе стала развиваться горнодобывающая промышленность.

В 1829 году российское правительство предприняло большую экспедицию в район Приэльбрусья, где были обнаружены серебряно-свинцовые руды, каменный уголь и другие полезные ископаемые. Немалую роль в разведке богатств подземных кладовых сыграли топографы Отдельного Кавказского корпуса. Ф. Ф. Торнау, описавший земли абадзехов, сообщал: «В горах, примыкающих кубыхам, в округе, называемом Мезмей («Земля лесов»), находят в большом количестве железо; на реке Пшах есть горячий серный источник, а на Пшукупсе (Псекупсе) нефтяные колодцы».

На Восточном Кавказе в промышленную разработку были взяты месторождения чеченской нефти (район Брагун и крепости Грозной). Добытую черпальщиками из колодцев нефть возили бочками из Грозной в Моздок или станицу Наурскую на переработку. В 1823 году в Моздоке В. Дубинин изобрел нефтеперегонный аппарат, позволявший получать керосин, который прозвали «белой нефтью». Из Моздока керосин поставлялся в Москву, Петербург и на Нижегородскую ярмарку.

Запасы нефти имелись и в Дагестане (Кайтаг, Дербентский и Шамхальский уезды). Только в Терекемийском участке Дербентского уезда насчитывалось 32 нефтяных колодца, состоявших до 1850 года на особом откупе - 302 руб. серебром в год. В 1855 году нефтяные участки в районе Грозной были отданы в аренду купцу С. Чекалову, который довел добычу до 15 тыс. пудов. В Дагестане в тот же период в год добывалось 280 тыс. пудов нефти, из которой вырабатывали 700 пудов керосина. В 1864 году было начато бурение нефтяных скважин в Кубанской, а затем и в Терской областях.