Иштван Эркень - Письма-минутки

И вот мы с Хевеши решили стать добровольцами. Его взяли, а меня признали негодным. Выбора не было — во всяком случае, тогда мне так казалось, — я и поспел на последний поезд, шедший через Германию, в Будапешт.

Из интервью 1978 года

Глубокоуважаемый господин профессор!

Несколько недель назад я обратился к своему другу Гезе Хавашу [2] Геза К. Хаваш — погибший на войне репортер, историк культуры. Его памяти посвящен рассказ-минутка «In memoriam dr. K.H.G.» с просьбой раздобыть для меня сборник Ваших стихотворений. К искренней своей радости я получил от Вас в подарок том «Избранных стихотворений», к тому же с лестным для меня посвящением. Это авансом проявленное доверие побудило меня — помимо благодарности дарителю — испытать чувство укора самому себе, укора, с каким я читаю Ваши стихотворения. «Почему же лишь теперь?» — начинает свои упреки разбуженная совесть, но затем я успокаиваю ее и себя мыслью: так оно и должно было случиться, чтобы встреча с Вами произошла именно теперь, «nel mezzo del cammin» [3] «На полпути» (итал.). . Именно в эти трудные годы, когда из-за моего еврейского происхождения я все острее чувствую свое одиночество, оно громоздится вокруг меня подобно ледяным торосам в Арктике. Пожалуй, мне никогда не удалось бы настолько глубоко проникнуться Вашим первозданным одиночеством и совершенно свободно блуждать в Вашем задымленном, прокопченном и все же извечном мире, если бы не нынешние времена, когда рамки реального мира смыкаются все тесней. «Куда ни ступи, словно воды разверзаются. Народ захлопнул дверь перед нами», — говорится в строках о Страхе, и на эти слова откликается и мой собственный страх: страх смерти и отверженности, что в конечном счете одно и то же.

Дабы не злоупотреблять Вашим терпением, позвольте завершить письмо словами благодарности — не за книгу, не за дарственную надпись, а за нечто гораздо большее. Если это слово не стерлось от частых употреблений в редакционных посланиях, благодарю Вас за утешение. Пожалуй, это максимум того, что один человек может дать другому.

Будапешт, 28 февраля 1941

Ваш искренний почитатель и приверженец

Иштван Эркень.

— Halderlin ist ihnen unbekannt? Вы знаете Гельдерлина? — поинтересовался профессор К.Х.Г., когда рыл яму, чтобы закопать дохлую лошадь.

— А кто это? — спросил немецкий охранник.

— Автор «Гипериона», — пояснил профессор К.Х.Г, он очень любил просвещать людей. — Крупнейший представитель немецкого романтизма. Ну а Гейне?

— Кто они такие? — спросил охранник.

— Поэты, — ответил профессор К.Х.Г. — Но ведь имя Шиллера вам знакомо?

— Знакомо, как же, — огрызнулся охранник.

— А Рильке?

— И этого знаем, — побагровел охранник и застрелил профессора К.Х.Г.

Из книги «Рассказы-минутки», 1968

Ни в оперу, ни на концерты ходить не очень получается. В данный момент главный упор делаю на умение ползать по-пластунски и убивать себе подобных.

Венгерский Красный Крест

Информационное бюро

С прискорбием сообщаем, что Эркень Иштван, рядовой трудбата, родившийся в Будапеште в 1912 г., девичье имя матери — Поллак Маргит, в боях против Советского Союза 18 января 1943 года пропал без вести.

По линии Красного Креста мы сделали все возможное, чтобы отыскать его.

По вопросу получения пособия следует обратиться в соответствующие учреждения по месту жительства.

2 ноября 1943 г.

Я был зачислен в трудбат при 12-й легко оснащенной дивизии, в составе которой и попал на фронт. В задачи грудбатовцев входило: установка проволочных заграждений и противотанковых «ежей», изготовление и укладка шпал на взорванных железнодорожных путях. Этим мы и занимались вплоть до января 1943 года, когда началось крупное наступление Красной армии, вошедшее в историю под названием Воронежского прорыва. Скверно снаряженная, морально сломленная, лишенная всякой способности к сопротивлению да и не жаждущая сопротивляться венгерская армия была сметена мощным ударом советских сил. Воцарился полный хаос. В лютый мороз, неся чудовищные потери, мы вынуждены были отступать. Я шел пешком три недели, лишился всех своих товарищей. Сбиваясь в группы, мы с собратьями по несчастью пытались выжить и пробиться на Запад. Прошли километров триста, пока не наткнулись на русских. <���…>

Пленных развернули обратно и погнали на восток, к лагерю. По-моему, русские сами не рассчитывали на столь стремительное и глубокое продвижение, а посему и не позаботились о том, где разместить такое количество пленных. Вот и брели мы не одну неделю. На ночлег пускали к себе русские крестьяне — их доброты вовек не забыть! — делились последним куском, ведь им и самим есть было нечего. Наконец погрузили в вагоны и повезли в лагерь.

Территория лагеря была обширной, с множеством длинных, наполовину ушедших в землю бараков. Собралось нас там тысяч двадцать, в основном, конечно, немцев, но и венгров хватало. Были и румыны, чехи, поляки, французы — из числа эльзасцев, воевавших на стороне Гитлера. <���…> Располагался наш лагерь под Тамбовом, в лесу, так что и работали мы главным образом на лесоповале. Постепенно, по мере того как происходило перераспределение по национальному признаку, стала складываться и специфически лагерная жизнь. Затем мы начали получать книги, открыли библиотеку, создали театр, иногда показывали кино. Даже эти скудные проблески жизни худо ль, бедно ль поддерживали в нас дух. Для некоторых из нас важную роль сыграла так называемая Антифашистская школа. К нам в лагерь приезжали живущие в СССР венгерские эмигранты, жили с нами бок о бок, отбирая кандидатов для обучения в школе. Мне известны две такие крупные школы, одна находилась под Москвой [5] В городе Красногорске, где ныне размещается мемориальный музей. . Пока шла война, окончившие школу курсанты продолжали свою агитационную деятельность в других лагерях, а с окончанием военных действий были отправлены на родину, в Венгрию. Таким образом вернулся домой и я.

Из интервью 1970 года

Анкара, 1946, и сентября

Тема: состояние здоровья военнопленного Иштваня Эркеня

Господину Хуго Эркеню

аптекарю

Будапешт

V, ул. Андора Юхаса, 12

Венгерский военнопленный Иштван Эркень, находящийся в Советской России (лагерь № 188), в своей открытке от 1 июля 1944 года просит сообщить, что он жив-здоров.