Николай Черкашин - Возмутители глубин. Секретные операции советских подводных лодок в годы холодной войны

Эти строчки я пишу в кают-компании той самой российской «Сьерры», которая протаранила «Батон Руж». Сейчас она снова стоит у ремонтного пирса, но это не аварийный, а плановый ремонт. А я в гостях у ее нынешнего командира, капитана 1-го ранга Соколова. Сижу за очень удобным столиком с видом на благостный среднерусский пейзаж — по берегу реки разбрелись буренки — и не могу отделаться от мысли: что здесь вот точно так же, как на «Комсомольце», стояла бы сейчас черная вода беспросветной глубины, пронизанная жесткими лучами радиоактивной смерти. Непременно так оно и было бы, прибавь тогда Игорь Локоть ходу на узел-полтора или увеличь американец обороты своих турбин. Тогда пронесло. Но кто поручится, что именно в эту минуту в глубинах Баренцева моря не надвигаются друг на друга два стальных атомных айсберга?

С начала 60-х годов и до конца 1986 года столкновения американских и советских субмарин случались не столь редко, как хотелось бы. На этот счет есть статистика, которую провел американский эксперт Джошуа Хэндлер из небезызвестного «Гринписа». Он разделил подобные столкновения на две группы: те, которые происходили в нейтральных водах, и те, что случались у берегов СССР. Последняя значительно превалирует над первой. Почему? Эксперт объясняет это тем, что командование ВМС США осуществляло (и осуществляет) тайные операции под кодовым названием «Хоулистон» с целью сбора разведывательной информации о советском (и российском) флоте в районах его базирования. Американские атомарины намеренно заходили в террводы СССР и даже проникали в акватории военных гаваней. Вот почему столь высок процент столкновений именно у наших берегов. Первый инцендент такого рода отмечен еще в 1965 году, когда американский атомоход пробрался в одну из баз Тихоокеанского флота и, маневрируя в стесненных условиях, задел днище советской субмарины типа «Эхо». В списке Хэндлера немало других подобных инцидентов. Их более двадцати. Об одном из них, пожалуй, самом опасном, рассказывает его невольный участник, контр-адмирал Владимир Лебедько:

— В ночь с 14 на 15 ноября 1969 года я шел старшим на борту атомного подводного ракетоносца К-19. Мы находились в учебном полигоне неподалеку от того места, где Белое море сливается с Баренцевым. Отрабатывали плановую задачу.

Раннее утро. Первая боевая смена готовится к завтраку. В 7.10 приказываю перейти с глубины 60 метров на 70. Акустик докладывает: горизонт чист. А через три минуты страшный удар сотрясает корабль. Люк в носовой отсек был открыт — только что пролез матрос с камбузным чайником, — и я увидел, как вся носовая часть подводной лодки заходила из стороны в сторону. «Сейчас отвалится», — мелькнула мысль. Погас свет, и я с ужасом почувствовал, как быстро нарастает дифферент на корму. С грохотом и звоном посыпалась посуда с накрытого стола, все не закрепленные вещи… Я сидел против глубиномеров. Рядом стоял старшина-трюмный. Даже при скудном свете аварийного освещения было видно, как побледнело его лицо. Лодка стремительно погружалась. Я приказал продуть среднюю цистерну. Тогда ракетоносец стал также круто валиться на нос. Все-таки нам удалось всплыть. Осмотрел море — вокруг никого. Доложил о происшествии на командный пункт флота. Вернули нас в базу. Там уже с пирса оглядел носовую часть: гигантская вмятина точно копировала очертание корпуса другой лодки. Потом узнали, что это был американский атомоход «Гэтоу». Он держался под водой без хода, почему мы его и не услышали.

— Это столкновение, — свидетельствует американский эксперт, — могло стоить планете мира, так как старший минный офицер «Гэтоу», решив, что «красные» подводники хотят потопить его корабль любой ценой, готов был выпустить противолодочную торпеду «Саброк», а следом еще три торпеды с ядерными боеголовками. Командир корабля успел остановить своего сверхрешительного подчиненного. Нетрудно домыслить, что бы произошло, если бы торпеды были выпущены…

— Не так давно, работая в Гатчинском военно-морском архиве, — продолжает свой рассказ адмирал Лебедько, — я узнал, что от нашего удара «Гэтоу» получил пробоину в прочном корпусе. Американский атомоход лег на грунт, и там шла отчаянная борьба за живучесть. Потом подлодка все же вернулась в свою базу. Ее командир, кэптен Лоуренс Бурхард был награжден высшим военным орденом. Нас же не наказали, и на том спасибо… И еще один факт потряс меня до глубины души: оказывается, специалисты установили, что если бы мы шли со скоростью не в 6, а в 7 узлов, таранный удар развалил бы «Гэтоу» пополам. Видимо, нечто подобное произошло и годом раньше в Тихом океане, в 750 милях к северо-западу от Гавайских островов, когда американская атомарина «Сордфиш» протаранила в подводном положении советский ракетоносец К-129, который затонул на глубине почти в пять километров. Честно говоря, мы жалели, что этого не произошло с «Гэтоу». Может быть, тогда до Пентагона дошло бы, что игра в «чей прочный корпус крепче» — опасная игра, и адмиралы с берегов Потомака перестали бы посылать свои атомоходы в территориальные воды России.

Вот такой разговор состоялся в кают-компании подводной лодки «Сьерра». Впрочем, какая она теперь «Сьерра»? У нее появилось собственное имя — «Кострома». Все как в песне у Юрия Визбора: «По судну “Кострома” стучит вода, в сетях антенн запуталась звезда..» Вообще-то она из породы «Барсов». Но жизнь заставила хищницу сменить имя, заставила нарушить традицию флотского имяречения, по которой названия губернских центров наносили на борта лишь госпитальных судов да вспомогательных транспортов. Но куда деваться, если казенное снабжение флота захирело настолько, что впору пускать фуражку по губерниям — подайте, кто сколько сможет? И подают — каждый город своему, именному кораблю. Так возникла ассоциация городов, шефствующих над Северным флотом. Россия, точнее, ее регионы, спасают свои в прямом смысле этого слова — свои корабли.

Сегодня атомный подводный крейсер «Кострома» снова готов к боевой службе. И наверняка на выходе из Кольского залива его снова поджидает американская атомарина. Разойдутся ли они на контркурсах? Вопрос отнюдь не праздный…

Куда мы шли, вольноотпущенники на час, с наших кораблей, из наших казарм? Конечно же, в «Ягодку» — главный приют холостых офицеров, работавший по вечерам в режиме ресторана, а днем — как военторговская столовая. Или же направлялись в «Космос», если подводные лодки стояли в доках Росты или Чалмпушки. А этот лейтенант, имея все данные — приглядный и рослый, — чтобы быть любимцем гарнизонных див, манкируя дружеские пирушки и прочие офицерские развлечения, корпел над учеными книжками и электронными плато разъятых на части приборов. Знать бы тогда, что замышлял этот самый странный на Северном флоте лейтенант — Виктор Курышев!..