Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

Другой характерной чертой московских балов и маскарадов начала XX столетия, по свидетельствам современников, было отсутствие на них искреннего веселья.

«Скука московская, – писала газета „Русское слово“, – это скука иная; это – скука сытая, откормленная, широкая; она любит что-нибудь огромное, дерзкое, резкое; это – скука богатая, и потому ей, что называется, сам черт не брат!

Вот, например, недавно был в Москве частный богатый бал, конечно – купеческий. На этом балу все дамы явились в костюмах времен Директории и при этом были татуированные. Скука нарочно выписала для этой цели известных мастеров татуировки из Лондона, и стоило ей это больших денег... Та же скука для кавалеров этого бала выписала нарочно из Парижа целую партию красных фраков...

На этом же балу часть дам, которых скука не успела еще татуировать, – приехала босыми, в одних сандалиях по системе Кнейпа [9], унизанными перстнями, – произвели даже на скуку такое впечатление, что она на секунду подняла свои тусклые очи... и улыбнулась...»

Вторил коллегам летописец московской жизни из журнала «Искры»:

«Поехал я поглядеть на маскарад в Большом театре. Масок (домино) не было почти ни у кого. Все дамы в партере были без домино. На афише, правда, стояло: всем дамам в партере быть в масках. Но не послушались афиши московские дамы. Спрашиваю одну:

– Что же вы без интересной полумаски?

Поглядела на меня было – розовая, сверкающая бриллиантами первогильдейша [10]– и говорит:

– Как это можно! Бог весть за кого могут меня принять. Незнакомец дерзкий заговорит и пригласит еще на ужин.

– Ну, разумеется, без маски и вы никого интриговать не можете, и к вам никто не подойдет. Что же вы, однако, намерены здесь делать?

– Погляжу и уеду.

– Проскучаете?

– А разве в Москве веселятся?

Посмотрел я кругом: точно – никто не веселится. Ходят по зале все больше «свой» со «своею», перекидываются замечаниями о костюмах; подслушал даже совсем не маскарадный разговор – о каком-то Карпыче, который постом непременно тулуп вывернет [11].

– И нажег же он меня, проклятый! – воскликнул пунцово-лиловый коммерсант другому коммерсанту желто-лимонного цвета.

– А на то и щука в море, чтобы карась не дремал, – ответил желто-лимонный.

Дамы все больше зевали в ручку. В ложах сидели купеческие самочки мумиями и легонько изредка шевелились, чтобы брильянты больше играли. Интриговал в зале один Клементьев в костюме щеголя времен Директории. Еще робко и как– то конфузясь выступал в женском домино г. Собинов, но интриговать не решался.

Костюмы дам были, по идее, все – самое старое старье: гречанки, турчанки, цыганки. Ни единого оригинального костюма; ни единой искры веселья.

– Ну, что, господин Старый Лис, как вы находите сегодняшний маскарад? Ведь вы видали же в старые годы такие увеселения? – спрашивает меня один знакомый.

– Видал. Только теперь совсем не то. Это вовсе не маскарад.

– А что же это?

– Выставка купеческих брильянтов, большой ювелирный магазин, устроенный на новых началах, грандиозная модная лавка дамских туалетов – все, что хотите, только не маскарад».

Праздничный вечер в Большом театре тоже был давней традицией московского сезона балов. Для проведения танцев и прочего веселья зрительный зал освобождали от кресел. Там и полагалось «интриговать» дамам в масках. Чтобы им это было проще делать, существовали специальные аксессуары: значки и конвертики для посланий, которые публика пересылала друг другу посредством «бальной почты».

Что же касается сетований на скуку, царившую на балах, и неумение москвичей веселиться от души, то они появлялись в печати в течение всего описываемого нами периода. Причем, как ни странно, в 1910 году журналисты ставили в пример совсем недавнее прошлое, «когда Москва действительно умела веселиться».

И все же, судя по сообщениям прессы, удачные празднества иногда происходили. К ним, например, репортеры отнесли карнавал, устроенный в Благородном собрании немецким обществом Liedertafel. Несмотря на то, что билеты на него продавали только знакомым, собралась более чем тысячная толпа.

«В 11 часов началось шествие, которое открыла группа мухоморов, – писал о празднике „Голос Москвы“. – За ними следовали веселые кузнечики, забавный воз с сеном, в который запряжены были две крошечные лошади с громадными тирольцами. В большом неводе тащили крокодила и несколько рыбок. Царица лета ехала в роскошной колеснице, убранной розами. Ее окружали бабочки, стрекозы, кузнечики. В громадной клетке везли двух обезьян. Группа католических аббатов с бутылками бенедектина и с девицами под руку с веселыми танцами прошла в этом шествии. Малороссийская деревня была здесь налицо с ее парубками и дивчинами. Шествие замыкал лесной царь, за которым следовал в колеснице принц карнавала, окруженный бабочками, арлекинами и проч. Это шествие прошло через большой зал дважды, и затем пред троном карнавала были устроены танцы. После шествия участники соединились с костюмированными зрителями, и танцы продолжались всю ночь».

Год спустя положительных отзывов удостоился концерт– маскарад, устроенный в Большом театре А. А. Бахрушиным.

Группа художников во главе с В. М. Васнецовым оформила театр по мотивам русских сказок: посреди зала стояла «Жар– птица», ложи были украшены рогожными коврами, на сцене стояли избушка на курьих ножках и шатер восточных гостей. В древнерусском стиле были оформлены палатки, в которых артистки балета продавали шампанское.

Судя по всему, от души повеселились и участники бала, который был дан в 1911 году миллионером Н. И. Прохоровым в его особняке на Садовой-Черногрязской. Светская хроника сообщала об этом событии:

«Съезд начался в 11 часу вечера.

Вереницей потянулись кареты и автомобили к ярко освещенному подъезду. Скоро обширный зал наполнился пестро– разряженной толпой приглашенных.

Оркестр под управлением маэстро г. Риго заиграл вальс. Закружились пары.

Многие костюмы действительно поражали своей роскошью: венецианский костюм Н. Н. Прохоровой, русский – Т. Н. Прохоровой, польский – княжны Оболенской, греческий – m-le Мамонтовой, восточный – m-lle фон Мекк, «веденецкого гостя» – Н. И. Прохорова.

Потом были неизменные «тореадоры», «капуцины», «Арлекины», «Пьеро», «Коломбины», «пастухи» и «пастушки».