Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

Особенно возмущались газеты, когда заведующему водопроводом при перезаключении контракта назначили повышение оклада с 10 до 14 тыс. руб. в год и автомобиль для служебных разъездов. С нескрываемым злорадством сообщалось, что Городская дума отказала Зимину в машине, хотя «немыслимый» размер жалованья утвердила. В 1901 году журнал «Искры» поместил карикатурное изображение памятника Зимину: на высоком постаменте установлена фигура инженера, изо рта которого бьет фонтан. Здесь был явный намек на то, что обещаний от Зимина слышали много, а вода по-прежнему поступает с перебоями.

Популярный писатель-юморист И. Мясницкий описал воображаемую погоню за Зиминым и разговор с инженером, которого обывателям, исстрадавшимся от жажды, удалось загнать на самый верх водонапорной башни:

«И сегодня воды нет. Сослуживцы мне сообщили, что некоторые ездили ловить водяного инженера Зимина, но не поймали.

Да и трудно, знаете, юркого инженера поймать... Ты к нему в управу, а он на Алексеевскую водокачку; ты на водокачку, а он, глядишь, уж на водонапорных башнях у Крестовской заставы очутился... [...]

– Помилуйте, я жил на даче, не обращал даже никакого внимания на воду, а как переехал в Москву, так за водой, как черти за душой праведника, бегать стал и...

– Так вы с дачи переехали? – спросил Зимин.

– С дачи.

– Ну, вы и виноваты, что в Москве нет воды! Вы-с, милостивый государь!

– Я?

От удивления мы даже на несколько ступенек вниз слетели.

– Да вы, дачники!.. Как нагрянули сразу в Москву, так и воды хватать не стало... Вы – бунтовщики, вы... враги городского водопровода!»

Окончательно водяной кризис удалось преодолеть в 1904 году, когда полностью вступила в строй первая очередь москворецкого водопровода. В отличие от старого, протянутого в Москву от Мытищинских ключей, новый забирал воду прямо из Москвы-реки в районе села Рублево и перекачивал ее в напорный резервуар на Воробьевых горах. При его сооружении Городская дума не ограничивалась одними утилитарными соображениями – над резервуаром был сооружен павильон, откуда на город открывался замечательный вид, а рядом были разбиты цветники.

Однако новый водопровод имел один существенный недостаток. Во время паводков его фильтры не справлялись с очисткой речной воды от взвешенных в ней частичек глины, поэтому струи, бившие из кранов в квартирах, имели резкую желтую окраску. Пока нашли способ борьбы с этой напастью, Зимин сполна наслушался упреков в том, что поит москвичей «коричневой» водичкой.

Что же касается отопления жилищ, то в наступившем XX веке паровые батареи все больше стали вытеснять печи. Котельные, снабжавшие теплом сразу весь дом, создавали жильцам дополнительные удобства – не нужно было закупать дрова (в 1914 г. кубическая сажень березовых дров стоила 8 руб.) и платить за топку печей истопнику или «черному» дворнику.

Правда, в случае неполадок отопительной системы такой комфорт оборачивался бедой для всех жильцов дома. Весной 1914 года из-за нераспорядительности владельцев дома № 31 по Новослободской улице в котельной кончилась нефть. Вскоре температура в квартирах упала до 10 °С. Обитатели дома, пытаясь хоть как-то нагреть помещения, сутки напролет держали зажженными керосиновые лампы «Молнии», но они практически не помогали. Стараясь сберечь тепло, перестали открывать форточки, поэтому дышать приходилось спертым воздухом. Поскольку домовладельцы оставались глухи к мольбам о помощи, жильцы обратились с жалобой к властям. А пока бюрократическая машина набирала обороты, им пришлось «скинуться» и в срочном порядке закупить нефть самим.

Попутно заметим, что сжигание нефти в домовых котельных непосредственным образом влияло на колорит городского пейзажа, о чем как-то поведала газета «Русское слово»: «...домовладельцы с Садовой улицы просили, чтобы типографщик Машистов как-нибудь улучшил отопление нефтью своих зданий. Действительно, безобразие, я сам видел, сажа, как черный снег какой-то, прямо-таки окутывает окружающую местность, и все это оседает на выкрашенные и подновленные за лето соседские дома и заборы. [...] И ведь все экономия: дымогарные трубы устраивать нужно, денег жалко, а до соседей и дела нет».

Вообще, алчность московских домовладельцев, их стремление к экономии любыми путями 100 лет назад были такой же популярной темой среди юмористов, как и мытарства обывателей при поисках квартир. Вот портрет домовладельца, написанный неким «Варягом» (этот литератор – видимо, сам квартирант – так законспирировался, что его подлинное имя осталось неизвестным):

«Московский домовладелец...

Он же вампир! Масса общих черт, но есть! и различие. Например, вампир предпочитает, по слухам, пить кровь из людей преимущественно по ночам, домовладелец же относительно своих жильцов применяет эту систему... и днем, и ночью. В остальном трогательное единодушие!

У испанцев существует поговорка: «Мужчина должен быть свирепый». Не знаю почему, но мне кажется, что московские домовладельцы почти все родом... из Испании. И если они не ходят в дырявых плащах и не поют на улице баркаролу перед окном своей возлюбленной, то на это есть масса причин характера положительного. Во-первых, зачем ходить в дырявом плаще, когда есть возможность купить прекрасную енотовую шубу?! Во-вторых, петь баркаролы перед балконами дам на улице строжайше запрещено: это нарушение общественной тишины и спокойствия. И вместо поэтического личика какой-нибудь «донны Изабеллы» такой «певец» рискует увидать прозаическую физиономию городового и услыхать:

– Господин, не безобразничайте!

Лишенный таким образом поэтических радостей жизни, такой жилец поминутно вынужден обратить свое благосклонное внимание на сухую прозу. В этой области для его души открывается простор очень широкий!

Следует заметить, что душа московского домовладельца очень чувствительна и как таковая неминуемо подвержена разным колебаниям от причин чисто внешних. Например, если домовладелец проиграет солидно в карты в каком-нибудь клубе, душа его тоскует и в поисках выхода из этого угнетенного состояния мечется и наконец приходит к решению.

– Надо надбавить на квартиры!