Френсис Бейли - Защита никогда не успокаивается

Он одобрительно улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Из тебя выйдет настоящий адвокат.

Он изложил наши условия, и обвинение согласилось. В открытом судебном заседании присяжным сообщили, что, если бы священник появился, он подтвердил бы показания Дюбуа. Это оказалось эффектной драматической развязкой. Теперь оставались только прения сторон и нужно было решить, кто будет выступать в защиту Джорджа Эджерли. В некоторых штатах каждый из адвокатов, участвующих в деле, может дать свое заключение; в Массачусетсе от каждой стороны выступает по одному представителю.

Я хотел представлять нашу сторону. Но дело вел Тобин, и я понимал, что решать этот вопрос должен он.

Когда мы спросили Эджерли, тот предоставил решать это Джону.

— Если вы чувствуете себя нормально, можете выступать, — ответил он Тобину, — я за вас. Но если вы хотите, чтобы это сделал малыш, я не против. Я совсем не хочу, чтобы вы угробили себя из-за этого дела.

Тобин долго молчал. Наконец он повернулся ко мне.

— Как ты считаешь, ты достаточно хорошо знаком с делом, чтобы выступать? И с той частью показаний, которую не слышал?

— Думаю, да.

Я прочитал все протоколы суда и просмотрел с Джорджем все свидетельские показания.

— Ну, хорошо, — сказал Тобин. Он выглядел усталым. — Сегодня мы пойдем к тебе в контору и еще раз просмотрим дело. Набросай план своей речи. Завтра будешь выступать.

К его приходу я уже определил основное направление своего завтрашнего выступления. Еще задолго до процесса Эджерли я усвоил, что лучшая защита — это нападение. Для меня было очевидно, что Эджерли арестован и предан суду только потому, что не нашли никого другого, и потому, что политическая обстановка в тот момент настоятельно требовала принять какие-то меры по этому преступлению. То, что между арестом Эджерли и судом над ним прошли выборы многих представителей власти, включая окружного прокурора, не было простым совпадением. Для широкой публики арест уже подразумевает решение дела, поскольку бытует мнение, что правоохранительные органы сделали свое дело, а суд — просто формальность. Американский народ не отождествляет оправдание присяжными и невиновность. Это одна из причин, почему адвокаты по уголовным делам не выигрывают конкурсы популярности.

Итак, холодным мартовским утром «дело о безголовом трупе» пришло к своему завершению. Я стоял перед битком набитым залом и переводил взгляд с одного присяжного на другого, надеясь увидеть на лицах понимание.

— Леди и джентльмены, — произнес я, — это начало конца дела Эджерли…

Я говорил два часа; это была самая длинная речь в моей жизни и, возможно, таковою останется. Я рассмотрел все известные мне аспекты уголовного судопроизводства; я упомянул об ответственности присяжных, защитников, судьи. Я проанализировал каждую улику и каждое свидетельское показание. Я сурово осудил Вильсона и пособничающих ему представителей обвинения за все, что они сделали, в особенности за дачу заведомо ложных показаний. Я заклеймил проявления политического давления. В какой-то момент я подошел к окружному прокурору и воскликнул:

— Вот человек, настолько бессердечный, что ради собственного избрания готов отправить на электрический стул невиновного.

Я заклеймил все, кроме американского флага. Когда я сел, Тобин потрепал меня по плечу.

— Молодец, хорошо выступил, — прошептал он.

Я был физически измучен и испытал почти облегчение, когда Монарски начал свою речь. Он умело пользовался аргументами, находил слабые места в нашей защите. Иногда мне хотелось вскочить и напомнить присяжным, что бремя доказывания лежит не на защите, а на обвинении. Когда он закончил, объявили небольшой перерыв; после него судья Дьюинг произнес свое напутствование присяжным.

Согласно нашей системе судопроизводства, присяжные сначала устанавливают факты, а затем судья применяет к ним закон, который сочтет в этом случае наиболее подходящим. К сожалению, мы все переворачиваем с ног на голову. Прежде чем присяжные смогут приступить к обсуждению показаний или голосованию, им на голову обрушивается больше статей, указов и постановлений, чем самый способный студент-юрист может выучить за месяц. Когда я теперь читаю протокол заседания, мне трудно обнаружить какие-то ошибки в наставлениях судьи Дьюинга. Но в то время мне казалось, что его слова играют на руку обвинению. Судья раньше работал прокурором, и, возможно, меня беспокоили его интонации. А возможно, виной тому было мое рвение адвоката. Как бы то ни было, я выступил с возражением против его выступления, на основании того, что оно было предвзято, что судья придерживался линии обвинения. Дьюинг только кивнул. Он знал, что по законам штата Массачусетс такое возражение не имеет никакой силы.

Присяжные удалились на обсуждение после 16 часов. Соблюдая местную традицию Ист-Кембриджа, я перешел на другую сторону улицы и стал ожидать их решения в баре «Эсквайр».

Представители прессы уже были здесь в полном составе и находились в том расслабленном состоянии духа, какое характерно для них, когда присяжные удаляются на обсуждение. Они пожалели начинающего адвоката, который изо всех сил, хотя и безрезультатно, старался выглядеть хладнокровным. Репортеры даже угостили меня виски, возможно, догадываясь, что если их заработок невелик, то у меня нет и такого.

Судебные чиновники в Ист-Кембридже прекрасно знают, что, когда присяжные вернутся, нужно сразу звонить в «Эсквайр». Я вскакивал всякий раз, когда раздавался телефонный звонок.

Часов в 19 Эдди Корсетти из «Бостон рекорд америкен» толкнул меня локтем и сказал:

— Успокойся, присяжные вернутся в два часа ночи с оправдательным вердиктом.

Мнения других репортеров о сроках ожидания и решении присяжных были различными. Большинство из тех, кто ставил на обвинительный вердикт, считали, что будет убийство второй степени. Я продолжал нервничать и пить шотландский виски. Мне мало пришлось пить в бытность летчиком; будучи студентом, я тоже не мог позволить себе выпивку. Но пока решалось дело Эджерли, я поглощал виски как бездонная бочка. Интересно, что алкоголь не оказывал на меня почти никакого воздействия. Возможно, это было связано с нервным напряжением или с уровнем адреналина в крови. Знаю только одно: большинство адвокатов, выступающих в суде, пьют. И хорошие адвокаты умеют пить не пьянея.

Много часов спустя телефон зазвонил — кажется, в сотый раз. Присяжные были готовы. Мы сидели в зале суда и ждали прихода судьи. Было два часа ночи, когда он наконец занял судейское кресло, а присяжные вошли в зал и уселись на свои места.

Клерк взял у старшины присяжных вердикт, прочитал его, повернулся к присяжным и спросил: