Борис Елисов - Люди долга и отваги. Книга первая

Нина Сергеевна отлично понимала, на что намекал главный инженер. Этим делом она занималась месяц назад. Один шофер, по всему видно примерный зять, вспомнил, что не поздравил с днем ангела тещу. Не поленился среди ночи прийти в гараж. Взял машину, груженную керамической плиткой, которую, кстати, привез накануне сам, но не смог разгрузить, поскольку отсутствовал кладовщик, и помчался в поселок Луговой. Сторож почему-то особо не препятствовал ему отправиться в этот не совсем обычный рейс. Возвращался под сильным градусом. По причине раздвоения в глазах вместо моста угодил под обрыв. От плитки остались одни воспоминания. Однако ущерб не превысил 500 рублей. В суд дело не пошло. И старший следователь Герасимова — объективный, в будничной жизни в общем-то добрый человек — жалела об этом: «Какой пример для молодых механизаторов подает! По существу это был угон транспорта: без разрешения, без путевого листа…» И тут же возражала себе: «У него был прежний путевой лист, причем не закрытый. Диспетчер не потребовал его в день приезда. И никакого угона нет. Отклонение от маршрута. Машина-то за ним закреплена».

Использование совхозного транспорта в корыстных целях, пьянство за рулем, связанные с этим аварии, несчастные случаи, наносимый государству ущерб — эти вопросы волновали Нину Сергеевну. У нее накопился солидный материал. Его надо обобщить и доложить начальнику следственного отделения для информирования вышестоящих органов.

Герасимова начала писать справку, когда раздался телефонный звонок. Говорил дежурный по горотделу:

— Нина Сергеевна, тут по вашу душу пришли. С заявлением. Видимо, угон.

Так началось это дело с пропажей «Москвича», из-за которого она провела бессонную ночь.

Заявитель, молодой человек по фамилии Колязин, с оттопыренными красными ушами, в очках, которые у него почему-то потели и которые он, не снимая, постоянно протирал грязными пальцами, отчего они еще больше мутнели, молча положил заявление на стол. От Герасимовой не укрылось то, с каким напряженным ожиданием смотрел на нее молодой человек, когда она читала заявление. Она обратила внимание на его густую челку.

— Когда обнаружили пропажу машины? — спросила Герасимова.

— В шестнадцать часов.

— А сейчас сколько? — Нина Сергеевна пододвинула к заявителю лежащие перед ней наручные часы. — Уже двадцать. Можете объяснить, почему четыре часа не заявляли?

— Растерялся. Не знал, что делать. Поехал домой в Москву. Потом думаю. Что ж я делаю? Заявил в милицию на Савеловском вокзале, а они меня к вам отправили.

Молодой человек производил жалкое впечатление. Путался, заикался. Огромные уши у него еще больше раскраснелись. Пот мелкими бисеринками покрывал все лицо.

— Успокойтесь, — сочувственно сказала Нина Сергеевна. — Выпейте воды.

— Жалко. Месяц назад купил. Что теперь от нее останется? И вообще, найдется ли?

— Машина не иголка. Разыщем. Все посты оповещены.

Утром Герасимова доложила начальнику следственного отделения о результатах осмотра угнанной машины. При упоминании о шнурке, найденном в «Москвиче», начальник оживился:

— Интересная деталь. И, видимо, решающая. Ознакомьтесь с этим сообщением.

И он протянул Нине Сергеевне телефонограмму из Запрудненского отделения милиции. В ней говорилось о задержании минувшей ночью подозрительного мужчины. Сам из Дмитрова, он бесцельно бродил по поселку. Был сильно пьян, лицо в ссадинах. Один ботинок без шнурка. В манжетах брюк и за воротником пальто у него обнаружили хвойные иголки.

— Кажется, вас можно поздравить с раскрытием еще одного преступления, — сказал на прощание начальник. И пошутил: — Преступники прямо-таки сами с полным набором идут в ваши руки.

— Уж не хотите ли вы сказать, — с улыбкой ответила Герасимова, — что чересчур легко мне живется?

Должность подполковника милиции Герасимовой в Дмитровском отделе внутренних дел — единственная в своем роде. Она ведет расследование автодорожных происшествий. Правда, когда бывает туго на других участках, ей поручают ведение и других дел. Но автодорожные происшествия — это ее профиль. И нет в городе и районе шофера или тракториста, который бы не знал старшего следователя Герасимову. Двадцать один год занимается она с этим народом.

А до этого была работа в госпитале — ее фронтовая специальность — медсестра. Закончила заочно юридический институт. После стажировки в прокуратуре Нину Сергеевну, поскольку у нее были водительские права, назначили в следственном отделении именно на этот участок.

Наутро Нина Сергеевна отправилась в Запрудный, чтобы допросить задержанного там по подозрению гражданина. Она испытывала даже легкое разочарование от того, что все так получилось просто. Поиск, решение задачи с несколькими неизвестными всегда привлекали ее, привносили в работу азарт, как поединок с незримым противником.

«Что же, в конце концов, это даже лучше, — подумала она, подъезжая к Запрудному. — Будет со временем посвободнее, напишу письмо Антонине, заждалась она, наверное. Надо ободрить ее. Она нуждается в поддержке, добром слове».

Антонина — бывшая подследственная Нины Сергеевны — находилась в местах заключения, где отбывала наказание за кражу. Неделю назад она прислала подполковнику милиции Герасимовой письмо, полное слез и раскаяния. Слез — потому что тосковала по своему малолетнему сынишке; раскаяния — потому что не вняла в свое время добрым советам следователя.

Нина Сергеевна хорошо помнила эту несколько взбалмошную, с крашеными волосами и печальными глазами молодую женщину. Было жаль ее за неудавшуюся судьбу.

В милицию обратились несколько женщин и заявили, что у них в общежитии завелась воровка. Уличить Антонину в хищении денег и вещей у подруг оказалось делом несложным. Однако увидев перед собой следователя-женщину, Антонина наотрез отказалась давать показания. Дерзила, вызывающе вела себя. Герасимовой было знакомо такое состояние подследственных, вызванное позором разоблачения, навалившимся чувством безысходности. Надо дать им какое-то время успокоиться, прийти в себя, осмыслить происшедшее, посочувствовать, дать понять, что не все потеряно, показать путь, по которому должна пойти их жизнь, — нелегкий путь, но другого нет.

Они сошлись и почувствовали доверие друг к другу на одном чувстве — материнском. Антонина терзалась мыслью, что же будет с ее двухлетним Егоркой, которого она любила без памяти.

— Не пропадет. Будет жить у бабушки, я его буду навещать с гостинцами, — поддержала Антонину Нина Сергеевна, увидела, как обрадованно засветились глаза у нее.

Был суд. Антонина получила сравнительно мягкое наказание. И вот теперь спрашивала, как там ее Егорушка? «Какая же я дура раньше была. Ведь воровала не из-за нужды, а на вино».