Борис Елисов - Люди долга и отваги. Книга первая

Митькин приложил ухо к рельсу.

— Все пропало! Скоро будут здесь!

— Что значит пропало! Отойдите все и подальше! — крикнул Осипенко.

Никто не двинулся с места.

— Я же вам сказал, отойдите!

И добавил такое, что партизаны впервые услышали из уст своего спокойного начальника штаба. Только тут они поняли: он задумал что-то — и нехотя подчинились. А Ефим Ильич быстро огляделся вокруг.

…Взорвать! Взорвать! Взорвать! — яростно стучало в голове. Взорвать во что бы то ни стало эту треклятую гранату, а вместе с нею и килограммы взрывчатки, заложенные под шпалы. Счет шел на неумолимые, ничему не подвластные секунды. Потому что гудели уже тонко рельсы, извещая о приближении тяжелых составов. Тогда и попался ему на глаза железнодорожный указатель — длинный шест с укрепленной на нем массивной доской. Рывок — и шест сломан у основания. Теперь — назад, туда, где торчит из земли рукоятка противотанковой. В удар с ходу он вложил, кажется, все свои силы. И последнее, что увидел, — ослепительную вспышку, а звук мощного, разметавшего полотно взрыва почему-то так и не услышал.

Товарищи со всех ног кинулись к нему и увидели вместо лица кровавую маску. «Убит! Убит!» — были первые слова, которые дошли до его сознания.

— Нет, я живой, — простонал он, — только ничего не вижу…

Каким-то чудом оставшегося в живых, всего израненного, ослепшего, его унесли в лес на руках.

А через несколько дней пришло освобождение. И партизаны узнали, что трофеями наших войск стали так и застрявшие на станциях, благодаря диверсии, несколько паровозов и около четырехсот нагруженных вагонов.

Потом были госпитальные палаты с ничем не истребимыми запахами лекарств. Там однажды и прочли ему «Правду» с Указом о награждении тульских партизан. Первой после слов «наградить орденом Ленина…» шла его фамилия. Сам орден вручали уже в Москве, в другом госпитале. И сидевшие, а то и лежавшие в зале такие же, как он, фронтовики неистово били в ладоши, стучали об пол костылями.

Были и приезд жены, Ольги Ивановны, возвращение через много месяцев в Сухиничи, встреча с сыновьями. Только вот младшего, Колю, родившегося без него, он долго еще не мог себе представить и особенно часто гладил по голове. Здесь он узнал, что награжден за безупречную службу в органах внутренних дел орденом Красного Знамени. В помещении районного отделения милиции, в таком знакомом ему, переполненном кабинете — пришли все, кто находился на месте, — новый начальник вручил Осипенко медаль «Партизану Отечественной войны» 1-й степени.

Было трудное, очень трудное, одному ему известно, какое трудное привыкание к слепоте. И полынно горькие минуты, когда казалось, что он — один на один со своею бедой. Но и тогда мужество не покинуло его. Слепой, он наравне с подраставшими сыновьями косил траву, работал в огороде, даже вырыл погреб. И, конечно же, вместе с Ольгой Ивановной воспитывал мальчишек. Оба сына получили высшее образование, старший — инженер, младший — хирург.

Но не мог Ефим Ильич замкнуться в домашнем кругу. Не тот характер. Выполнял различные партийные поручения. Десять лет подряд выбирали его депутатом горсовета, был бессменным председателем торговой комиссии, боролся с нарушителями правил торговли. Многое сделал для восстановления благоустройства Сухиничей.

Ефим Ильич Осипенко стал убежденным, страстным пропагандистом. Он часто выступал, особенно перед молодежью на пионерских сборах, торжественных вечерах, при вручении комсомольских билетов — в Москве, Туле, Сухиничах. И не видя взволнованных лиц своих слушателей, не видя, как они смотрят на его посеченное осколками и пороховой гарью лицо, он чувствовал: отблески партизанских подвигов, отзвуки того взрыва западают в юные сердца, рождают патриотизм, гражданское мужество. И это для него была самая большая награда.

…К нему приходит много писем. Пишут из разных уголков Советского Союза, из других стран. Пишут пионеры, назвавшие свои отряды его именем (города, где есть такие отряды, обозначены на карте в Сухиничском музее боевой и трудовой славы — там Осипенко посвящен специальный раздел). Пишут рабочие, солдаты, сотрудники милиции, бывшие партизаны.

Письма эти — знаки народного признания его подвига, дань глубокого уважения к человеку, который всю жизнь был солдатом Родины, партии. И до сих пор остается им.

В личном деле моего отца, что находится в отделе кадров Управления внутренних дел Брянской области, подшит пожелтевший листок бумаги — рекомендация в органы НКВД, данная двумя старыми членами партии.

«Евстафий Филиппович Седаков, — говорится в ней, — это человек, который докажет свою преданность Советской власти».

Хранится здесь и первая милицейская характеристика, в которой, в частности, есть такие строки:

«Ведет активную борьбу со всякими преступниками и особенно с кулачеством…»

Поначалу отцу недолго довелось ходить в форме: по рекомендации райкома комсомола он вскоре становится секретарем Дижонского, а потом Суславского сельсоветов. Однако любовь к милицейской службе не оставляет его уже никогда. И весной 1936-го отец снова переступает порог Брасовского отдела милиции, теперь уже в роли делопроизводителя.

Быстро промчались два года.

Как сейчас помню тот далекий августовский вечер. Отец пришел со службы поздно — мы уже давно поужинали. Сел на лавку, начал было есть, в который уж раз подогретые щи. И вдруг отложил ложку, позвал мать:

— Сядь-ка, Марфа, разговор есть…

Мать сразу побледнела, вся напряглась, видно, по интонации поняла, что услышит какую-то очень важную и, очевидно, тревожную новость.

— Ты ведь Мухина знаешь, ну того, что нашим участковым инспектором был? — начал отец. — Так вот, нет его сейчас… Дали ему пять лет за… В общем, за нехорошие дела… Начальство предложило на это место меня. И я согласился… Да, да, Марфа! — опередил он мать, хотевшую было возразить ему. — И работа эта рискованная, и о семье своей думать нужно… Но все-таки не могу иначе, ты уж прости и не суди…

С тех пор я видел отца редко. Просыпаешься утром — его уже нет. Ложишься спать — отцовская кровать по-прежнему пуста. Но о его делах мы больше узнавали от людей.

Однажды пришли к нам две молоденькие девушки, почти девчонки. Узнав, что отца нет, попросили передать ему большое-большое спасибо, а еще — кошелку. Чего в ней только не было! И яйца, и масло, и окорок…

— Что вы, что вы, девоньки! — испугалась мать. — Спасибо ваше, само собой, передам. А это, — она перевела взгляд на подарок, — ни в коем случае… Вы что, разве его не знаете?

Оказалось, что девушки — продавщицы одного из районных магазинов. Их жулик-заведующий на протяжении длительного времени безнаказанно воровал государственное добро, а когда была ревизия, ловко свалил вину на других работников. В результате в тюрьме оказалась сначала одна продавщица, а затем и вторая. Отец заподозрил заведующего и, не жалея ни сил, ни времени, докопался до правды, добился, чтобы она восторжествовала…