Валерий Михайлов - Хроника великого джута

Эту записку огласил Голощекин на Седьмой конференции в июне 1930 года – одно из немногих, двух или трех, не больше, косвенных упоминаний о начинающемся голоде. Да и эти упоминания прошли в печать только потому, что бедствие лишь надвигалось на Казахстан, как и на все остальные хлебные и скотоводческие – кормящие – области страны. Впоследствии ни печать, ни официальные лица ни слова не сказали о всенародной голодухе и море, даже намек на это был под запретом – до самой смерти Сталина, а практически – до нынешних дней.

Филипп Исаевич, с партийной принципиальностью в исправлении ошибок и, разумеется, полностью позабыв про свои хлесткие понукания полугодовой давности, зачитал записку Асылбекова и принялся с трибуны разоблачать перегибщиков:

– Вот, товарищи, к каким последствиям приводила «коммуномания» на местах.

(А к чему же еще она должна была привести, если как раз накануне этих событий, 13 февраля 1930 года, крайком разослал директиву «О создании условий для перевода колхозов из низших форм в высшие (артель, коммуна) на основе действительного и полного обобществления всех средств производства» (разрядка моя. – В.М. ).

Голощекин продолжал.

– Ведь когда обобществлялись маленькие «коровки» потребительского характера, которыми крестьянка кормила своих детей, то она вынуждена была с крынкой ходить и вымаливать стакан молока. Это, между прочим, способствовало подрыву кормовой базы. Эту «коровку», козу хозяйка кормила остатками со своего стола, а тут их стали кормить тем, чем кормят рабочий скот. Разве мы этим путем не подрезали животноводство?

Не потому вспомнил он про мифическую для него крестьянку и ее детей, что они нуждались, а потому, что кормовая база подрывалась у обобществленной «маленькой коровки, козы», и еще и на это можно было свалить причины огромных потерь в животноводстве.

Однако продолжим примеры кипучей жизни в первую волну коллективизации.

В селах Алексеевке, Юрьевке, ауле № 8 Сыр-Дарьинского округа у середняков за несдачу семенного зерна конфисковали все имущество.

В Кантемировке начали обобществлять одежду, домашнюю посуду, а местный агроном Фросов стал проводить обобществление собак и кошек.

В Семипалатинском округе некоторые районные уполномоченные и райкомы вдохновлялись таким логическим построением: «Середняк – будущий кулак, а потому на него можно и должно распространять все меры, которые допускаются к кулаку». Методы были обычные: объявление чуть ли не военного положения для проведения трудповинности (свободный труд крестьян превратился в трудповинность, мечту Троцкого), изъятие всех семенных запасов (чему-чему, а изымать, конфисковывать, реквизировать, экспроприировать, или попросту грабить – и уже, как видим, не «награбленное» (имущество помещиков и капиталистов), а «свое», трудовое, этому-то диктатура пролетариата своих активистов научила), преувеличение посевных заданий для середняков, угрозы конфискации и выселения, аресты, суды и конфискация имущества до белья включительно…

В Энбекши-Казахском районе обобществляли юрты..

В Ирджарском районе Сыр-Дарьинского округа – охотничьи ружья и швейные машины, в других районах – уток и гусей.

В Иссыкском районе Алма-Атинского округа сгоняли людей на собрания и после этого объявляли село «сплошным колхозом». Коллективизация шла под лозунгом: «Кто не в колхозе, тот враг советской власти, и его постигнет участь высланного кулака».

Один крестьянин села Тургень недоуменно спросил на собрании:

– Все станут комиссарами, а кто работать будет? Продуктов и так мало, а если работать по 8-10 часов, их станет еще меньше…

Уполномоченные, орудовавшие в Илийском районе, устрашали верующий народ, что за соблюдение «уразы» будут взимать налог в 20 фунтов хлеба. В некоторых аулах рисовали «перспективу» счастливого будущего – «ставили вопрос о необходимости перехода на совместную семейно-бытовую жизнь». Значит, отнюдь не без оснований были «байские слухи» о том, что «в колхозах будут обобществлены и жены и дети».

20 мая 1930 года, в разгар кампании по борьбе с перегибами, «Советская степь» напечатала статью Ильяса Кабулова «Герои Балхашского гнойника». Подзаголовок гласил: «Агенты классового врага, прикрываясь мандатами исполкомов, наступали на аульную бедноту и середняков». По велению крайкома баи и кулаки считались главными виновниками перегибов!

Автор статьи поведал, как перевыполнялись хлебозаготовки в кочевых районах – Илийском, Балхашском и Чокпарском. Он привел текст одной из местных директив, которая, конечно же, была следствием телеграфных указаний крайкома:

«№ 1 и 2 аулсоветам. РИК категорически предлагает вам не позднее 15 февраля с. г. организовать принудительным порядком красный обоз из верблюдов и представить в распоряжение сельскохозяйственного крестьянства.

Пред. РИКа».

«Чтобы выполнить распоряжение местной власти, – пишет И. Кабулов, – казахи-скотоводы были вынуждены покупать хлеб в соседних районах. За деньги хлеб никто не продает – дорог. За 15 фунтов хлеба отдавали барана; 1,5 пуда – корову; 3 пуда – быка; 4 пуда – хорошего коня; 4,5 пуда – верблюдицу».

Автор справедливо назвал это разрушением скотоводства.

«Часть хозяйств, главным образом середняцких и бедняцких, разорились. Многие семьи нищенствовали, голодали…

Районные и окружные уполномоченные объясняли: кто не войдет в колхоз – лишится лучших земель и льгот, будет объявлен противником колхозного строительства. Всем вошедшим в колхозы категорически запрещалось выполнять религиозные бытовые обряды. Таким образом организовали 38 колхозов…»

Уполномоченный округа Мусаев объявил, что в 1930 году будет коллективизировано 100 процентов хозяйств. «Напуганное население… распродавало и забивало скот. К середине зимы все население было обложено 10 килограммами шерсти с хозяйства. Скотоводы были вынуждены стричь баранов и коз зимой. Животные после этой операции гибли… Хозяйства Илийского и Чокпарского районов были обложены по пуду хондриллы. [285] Растение-каучуконос; в 30-е годы в Казахстане устраивались повальные кампании по поискам, заготовке и разведению дикорастущих каучуконосов, чтобы преодолеть «резиновый бойкот», устроенный Западом для страны. Населению предложили засеять хондриллой по одному га на душу. Никогда не собиравшие хондриллы казахи вынуждены были в зимние холода отыскивать в песках корни этого растения. Те, кто не достал корней, штрафовались.

Байга, свадебные вечера и т. д. были в административном порядке запрещены. Мечети закрыты.

Здесь существует обычай «керегекью». По этому обычаю родители посылают свою дочь-девушку к «дорогим» гостям. Вместо борьбы с таким «обычаем» блюстители нового быта – ответственные работники и всякие уполномоченные – широко им пользовались».