Михаил Бойков - ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ

Над жизнью и смертью подследственных он не властен, но в камерах для осужденных его власть неограничена. у него повышенное чувство мстительности и горе подследственному, который вызовет хотя бы малейшее его неудовольствие, а затем попадет к осужденным. В ставропольской тюрьме бывали случаи, когда начальничек доводил до самоубийства заключенных или собственноручно забивал их до смерти в карцерах. Тангиев осетин, но своим арестованным соплеменникам никаких поблажек не дает. Наоборот, он обращается с ними хуже, чем с другими заключенными и за это они его жгуче ненавидят.

Есть еще одна интересная черта в характере Тангиева, впрочем, свойственная многим энкаведистам. Он, до некоторой степени, является выразителем особой чекистской "стыдливости". Начальничек никогда не произносит такие слова, как палач, тюрьма, казнь, пытка и тому подобные. Он заменяет их более мягкими: исполнитель, место заключения, ликвидация, методика физического воздействия. В разговорах с заключенными начальничек довольно вежлив. Им часто употребляются слова: дорогой и уважаемый. Часто их вставляет он даже в угрозы:

— Ты, дорогой, мне не возражай, иначе я прикажу с тебя спустить твою уважаемую шкурку…

До перевода его в ставропольскую городскую тюрьму Тангисв занимал такой же пост во Владикавказе, переименованном большевиками в город Орджоникидзе. Оттуда начальничку пришлось уехать со скандалом.

Во владикавказской тюрьме, после нескольких милицейских облав, скопилось много уголовников-рецидивистов. Все они были очень злы на Тангиева за плохое качество питания и грабеж присылаемых им передач. Одна из общих камер, заполненная в большинстве уголовниками, как-то заявила старшему надзирателю:

— Имеем дело к начальничку кичмана. Если он не придет, устроим шухер.

Тангиев пришел, но, не решаясь войти в камеру, остановился на пороге.

— Чего хотите? — спросил он.

— Тебя, сука кичманная! Тебя! — заорали несколько уголовников, бросаясь на него.

Они втащили его в камеру, но хотевших войти вслед за ним надзирателей, закрыв дверь, не пустили. Затем Тангиеву было выражено камерой неудовольствие в неожиданной и оригинальной форме. Ему нахлобучили на голову парашу, вместе с ее содержимым и повели его по камере, угрозами и пинками заставляя петь "Кирпичики". Задыхаясь под парашей, он еле слышным голосом гнусавил:

Когда его пение надоело уголовникам, они начали петь сами, кем-то из них тут же сочиненный куплет. Взявшись за руки, плясали вокруг начальничка с парашей и горланили:

Издевательства уголовников над ненавистным им Тангиевым длились не меньше получаса. Надзиратели, все это время безуспешно ломившиеся в дверь, наконец, вышибли ее принесенным со двора бревном и освободили своего полумертвого от страха и полузадохшегося начальника.

За эту выходку нескольких уголовников расстреляли, но дальнейшее пребывание Тангиева во владикавказской тюрьме было невозможно. Он стал посмешищем для заключенных и даже самые угрюмые из них, при взгляде на него, не могли скрыть усмешки. Тогда-то управление НКВД и перевело его в Ставрополь.

Служебная карьера Тангиева закончилась в одной из камер тюрьмы, начальником которой он был. В середине 1939 года новые руководители краевого управления НКВД превратили заслуженного тюремщика в заключенного "врага народа".

— Власть, она штука непостоянная. Она всегда смениться может. Нынче одна власть, завтра, глядишь, другая. А вот мы, Саньки, не сменяемся. Мы надзирателями в тюрьме всегда. При царе были, при Временном правительстве тоже и вот у коммунистов обратно мы. Может, коммунистов когда и не будет, а мы все-таки будем. Никакая власть без тюрьмы существовать не сможет, а тюрьма без нас — как же? Мы всякой власти нужны. Потому, как мы, Саньки, есть тюремные мастера, спецы своего дела, учены'; надзиратели с малых лет. Ось ще.

Так рассуждает старейший надзиратель ставропольской городской тюрьмы Опанас Петрович Санько, глава знаменитой среди заключенных Северного Кавказа "тюремной династии. Начало ей положил его предок Григорий Санько, переселившийся с Украины на Северный Кавказ в конце XVIII столетия. Он был первым надзирателем тюрьмы в военном городке, на месте которого теперь стоит Ставрополь. С тех пор все мужчины семьи Санько, из поколения в поколение, служат тюремными надзирателями. Эта профессия стала традиционной для них и вполне соответствует названию "тюремной династии", данному им арестантами еще до революции.

У семидесятилетнего Опанаса Петровича трое сыновей: Левонтий, Юхим и Хома. Вместе с ним они служат надзирателями. Все четверо удивительно похожи друг на друга, только старик бородат, а сыновья бриты и носят "чаплинские" усики, очень не идущие к их скуластым физиономиям с носами картошкой, вздернутыми вверх; выражение физиономий всегда дерзкое, презрительно-чванливое и, вместе с тем, тупое. Говорят они "по-ставропольски" с гаканьем, резко выделяя и подчеркивая в словах букву г, но часто вставляют в свою речь и украинские выражения.

С заключенными надзиратели Санько обращаются приблизительно, как носильщики с громоздким, но не бьющимся и не ломающимся багажем: толкают, пинают, волочат, швыряют, тискают. И все это, в большинстве случаев, молча, без слов. Если же, кто-либо из них раскрывает рот, то оттуда сыплются лишь короткие ругательства либо повелительные слова тюремной команды:

— Давай! Иди! Отвернись! Стой!

Немногие фразы, которые им все же приходится говорить заключенным, они делят пополам, также превращая в отрывистые приказания. Например:

— Руки! За спину! Или:

— Камера! Не шуметь!..

Никакие просьбы, страдания и слезы людей, томящихся в тюрьме их никогда не трогают. Они на это просто не обращают внимания. Заключенным не обмануть и не провести никого из Санько. Они слишком опытные тюремщики, до тонкостей изучившие тюрьму и ее обитателей. Любая тюремная камера для них — раскрытая книга. Как лучшим из надзирателей в крае, им поручено наблюдение за камерами смертников.

К своему начальству отец и сыновья Санько относятся с легким пренебрежением, считая что оно, это начальство, меньше их понимает в тюремных делах. Начальники же весьма уважают "династию надзирателей".

Начальник управления НКВД майор Булах однажды предложил Опанасу Петровичу пост заведующего складом обмундирования. Старик не без гордости ответил отказом: