А. Зорин - Индейская война в Русской Америке

Индейцы отступились и промышленный был спасён. Он сбивчиво рассказал англичанам о своих “нещастных приключениях”, просил спасти и своих спутников, укрывавшихся в лесу. Британцы отправились к берегу и вначале привезли на борт судна килюдинца с Алеуткой и ребёнком, а потом, с другой стороны бухты, доставили сюда Алексея Батурина. Обрадованный Плотников просил шкипера продолжить поиски уцелевших. Англичанин согласился. Со своими матросами он посетил пепелище крепости, где обнаружил только обезображенные безголовые трупы и пять оплавившихся медных пушек. Позднее капитан вспоминал, что он “нашёл здесь место полностью уничтоженное огнём, и обугленные тела примерно 20 человек, которые лежали, рассеянные среди руин, брошенные в добычу воронам и хищным зверям из лесов – самое ужасное зрелище, какое только может вынести человек”. 107

Через три дня к судну приблизилось два каноэ в которых среди воинов находились, по словам Плотникова, “кровожаждущий варвар ситхинский тайон Михайло с племянником”. У Катлиана, как отметил Барбер, бедро было пробито мушкетной пулей, “что, как казалось, причиняет ему весьма малые неприятности”. Скаутлелт и Катлиан напрямую спросили шкипера, нет ли на его судне русских, предложив ему выдать их. Вожди были готовы не торгуясь уплатить за них любую цену. Но капитан скрыл от тлинкитов спасённых им беглецов и “посредством ласковости” заманил обоих вождей на судно. Вместе с тойонами сюда явилась и “девка-колошка, коя прежде была при заселении во услугах у Кузмичева”. Плотников и Батурин просили англичанина задержать враждебных предводителей и добиться от них освобождения других пленников. Британец из своих видов согласился и “приказал задержать заковав тайона и племянника в ножны и ручны железа притом с таковым приказанием ежели не велит тайон представить сколко есть всех захваченных… людей… то не будет отпущен почему тот тайон и приказал оставшим в байдарах команде своей чтоб привести [пленных] и после тово начали привозить наших служащих девок и бабры, но не вдруг, а по одной толко, напоследок начальник [Барбер] сказал тайону ежели всех сколко есть захваченных не привезёшь или тебя повешу (в страх коему уже и петля была приготовлена) либо увезу непременно на Кадьяк”. 108

В тот же день, 27 июня, в Ситкинскую бухту вошло ещё два судна – оба под флагом Соединённых Штатов. Судном “Тревога” (Alert) командовал Джон Эббетс ( Абец в произношении Плотникова), знакомый русским по прежним своим посещениям Михайловской крепости. Другим судном был “Глобус” Уильяма Каннингема. Неизвестно, каковы были первоначальные планы Каннингема, но он вступил в соглашение с другими капитанами и принял деятельное участие в разработке плана совместных действий.

Индейские каноэ стаями сновали вокруг иностранных кораблей. Тлинкиты, прекрасно отличавшие русских от англичан, а британцев от американцев, не ожидали со стороны пришельцев никаких неприятностей и пытались затеять торг. Однако грянули пушечные залпы и картечь разметала ситкинские челны. Пироги были разбиты в щепы, а индейцев вылавливали из воды и брали в заложники. Угрожая им смертью, моряки требовали освобождения пленников и выдачи награбленных мехов. Индейцы отчаянно сопротивлялись, даже когда их поднимали на борт “Тревоги” и “Глобуса”. В схватке были ранены двое матросов Эббетса. Вождь, нанёсший эти раны, наотрез отказался спасать свою жизнь ценой выдачи пленников. 29 июня (11 июля по новому стилю) на борту “Глобуса” был собран военный совет, в состав которого вошли капитаны и старшие офицеры всех трёх судов. “Понимая, что публичный пример может не только оказать сдерживающее влияние на жестокую практику индейцев в будущем, но и может наиболее эффективно содействовать… освобождению пленных русских”, совет единодушно постановил казнить упрямого вождя. 109Он был повешен на борту “Глобуса” вечером того же дня. “Его поставили на чурбак на баке с петлёй на шее. Выстрелила пушка и он повис на нок-рее, окутанный пороховым дымом”. 110Эббетс позднее рассказывал В. М. Головнину, что тлинкиты уже привели было русских пленников на берег для обмена, но вождь закричал им, чтобы они “тотчас умертвили русских, что и было мгновенно исполнено, а его повесили!” 111Уильям Стёрджис, рассказывая об этом случае, сообщает, что перед казнью индеец произнёс обличительную речь, упрекая своих судей в коварстве и неблагодарности, но, несмотря на всё его красноречие, “речь эта не возымела должного эффекта” (см. Приложение III).

Однако, несмотря на подобные инциденты, уцелевшие поселенцы мало-помалу всё же доставлялись на борт кораблей морских торговцев.

Екатерина Лебедева провела в рабстве у колошей около 15 дней. Надежд на избавление было немного. Дня через три после резни тлинкиты захватили байдарку из артели Еремея Кочергина, узнали о походе партии И. А. Кускова и выехали ей навстречу. Вернувшись через два дня, воины рассказывали, будто бы партия истреблена “кунаховскими народами” (очевидно, имелись в виду обитатели куана Хуна или, скорее, Акоя – их называли guna .xu ., “среди чужаков,” подразумевая окружение из атапаскских племён), что сам Кусков убит, что хуцновцы уничтожили партию Урбанова, а потому пленницам остаётся только одно – верно служить победителям, не надеясь на освобождение. Однако Лебедева приметила “по тогдашнему их виду,” что возвратились из похода они “без удовольствия”. Затем в заливе показалось какое-то судно и колоши, полагая, что оно русское, принялись пленниц своих “с жила на жило перевозить и прятать по разным местам”. Наконец настал день, когда саму Лебедеву, сюклинскую чугачку Ульяну и ещё одну Алеутку посадили в байдару, уложили туда же 50 добытых при разорении крепости бобров и повезли к одному из стоявших в гавани судов – “на выкуп онова захваченного англичанами колоша”. По пути один из индейцев, сидевший напротив Лебедевой, “сказывал… тихонко, чтоб другие не слышали: напрасно вы верите, колоши врут и обманывают вас, что Кусков и вся ево партия убиты, а толко мы слышали, когда ездили к нему навстречу, Кусков и десять Алеут убито, а прочие все живы также и об Урбанове что убит не верте им, а наших колош кадьяцкая партия убила пять человек”. 112Лебедева также тихо спросила у неожиданного доброжелателя, что он знает о Ситхинской партии: ушла ли она вперёд или вернулась назад. Но этого индеец не знал. Пленниц доставили на борт одного из американских судов. Поскольку захватившие их индейцы сорвали с них почти всю одежду, то капитан выдал полуодетым Алеуткам “по рубахе и суконному капоту”. Через два дня их перевезли на “Единорог” Генри Барбера.

От освобождённых Алеуток Абросим Плотников узнал, что где-то у колош находится в плену ещё один русский – Тараданов. Об этом он немедленно сообщил Барберу. В итоге вождей-аманатов не освобождали до тех пор, пока не был возвращён и этот последний русский пленник. Чтобы ускорить его выдачу Барбер даже перевёл 6 (18) июля своё бриг на новое место, ближе к выходу из бухты, делая вид, будто собирается покинуть Ситку. Вместе с Тарадановым на судно было доставлено ещё 4 Алеутки и “множество бобров”. После этого русские стали требовать от Барбера, чтобы он всё же не отпускал Скаутлелта и Катлиана, но увёз бы их пленниками на Кадьяк. Однако британец предпочёл сдержать данное им слово. Тойоны, покинув судно, скрылись в дебрях Ситки, а Барбер, собрав на “Единороге” всех спасённых, 10 (22) июля взял курс на Кадьяк. Он был раздражён срывом выгодной торговли, ссорой со злопамятными тлинкитами, но намеревался с лихвой возместить все свои убытки за счёт РАК. Он вёз с собой 3 русских, 5 кадьякцев, 18 женщин-Алеуток и 6 детей. 113Присвоив немало мехов из разорённой крепости, он рассчитывал получить ещё и награду за спасение пленников. Размеры этой награды Барбер намеревался установить сам…