Николас Хеншелл - Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени

1 Taylor G. V. 1972. Revolutionary and non‑revolutionary content in the cahiers of 1789: an interim report // French Historical Studies, VII. P. 479-502.

Если кто‑то и обсуждал вопрос о деспотизме, это были фракции, конкурировавшие при дворе Бурбонов. К концу существования ancien régime двор был основным центром политической жизни, которую определяли политические связи знатных семейств. Буржуазия еще не была самостоятельной политической силой. 1Теперь становится ясно, что ее ценности, цели и методы участия в политической жизни были теми же, что и у дворянства. 2Соответствие подтверждается сходством их требований, зафиксированных в «тетрадях» 1789 года. Покупка должности являлась ступенью, по которой многие представители среднего класса поднимались наверх. Французская знать была молодым и открытым социальным классом. На 1789 году четверть из принадлежавших к знати 25 000 семейств были аноблированы в XVIII столетии, а всего в XVII и XVIII веках — две трети. Большая часть дворянства еще недавно принадлежала к буржуазии, 2477 семейств буржуа купили дворянские титулы в 15 предреволюционных лет. Стоит учесть, что в это же время английская знать состояла из 200 семейств. 3Кроме того, со стороны среднего класса не наблюдалось и тени недовольства так называемой «аристократической реакцией» конца XVIII столетия. Знать, безусловно, занимала ведущие позиции в правительстве, администрации на центральном и местном уровнях, в церкви, в армии, на дипломатической службе и среди меценатов. Но она всегда занимала такое положение.

Следовательно, в констатации решающей роли дворянства, и особенно грандов в правление Людовика XV и Людовика XVI, нет ничего оригинального. Новым явлением была неспособность этих монархов управлять дворянством так, как это удавалось Людовику XIV, который, играя на соперничестве придворных группировок, сохранял в своих руках всю полноту власти. При Людовике XV решения часто диктовались фракцией «благочестивых» (dévots), отстаивавшей принцип неделимости королевского суверенитета (thèse royale) и покровительствовавшей итальянским иезуитам. Ею руководили королева, дофин и дочь короля. Против них объединились мадам де Помпадур, любовница короля, и ее протеже–министры: Берни, Мариньи, Машо, Бертен и Шуазель. Они выступали за участие парламента

1 Doyle W. 1980. Origins of the French Revolution. Oxford University Press. P. 128-

138.

2 Lucas C. 1976. Nobles, Bourgeois and the French Revolution in Johnson D. (ed.)

French Society and the Revolution. Cambridge University press. P. 90-98.

3 Chaussinand‑Nogaret. 1984. The French Nobility in the Eighteenth Century. Cam

bridge University Press. P. 25-31; Behrens C. B. A. 1985. Society, Government and the

Enlightenment. Thames and Hudson. P. 52.

в королевском управлении (thèse parlementaire) и поддерживали галли–кан–янсенистов, сторонников Просвещения.

Метания короля между этими фракциями оказывали пагубное воздействие на последовательное проведение политики и реформ. И Фридрих Прусский, и Иосиф Австрийский отмечали, сколь губительным оказалось засилье фракций для политической жизни Версаля. Чтобы поправить финансовое положение страны, Людовик использовал окружение маркизы де Помпадур, члены которого были способны получить от парламента необходимые уступки. Но в это время фракция «благочестивых» объединилась с духовенством и другими привилегированными группами, чтобы оказать противодействие новым налоговым запросам короны: они использовали своих клиентов в парламенте, которые организовали сопротивление предъявляемым требованиям. Другая придворная группировка, которой руководил принц Конти, объединилась с группой магистратов–янсенистов, которые между 1754 и 1764 годами использовали парламент для достижения собственных целей. 1В ответ на это Людовик X V, как правило, сначала пытался проявить твердость, но впоследствии всегда капитулировал. Поэтому когда Машо и Бертен лишились своих постов, потерпели крах и их проекты равного распределения налогов. Генеральные контролеры финансов при Людовике XV не задерживались на этом посту более трех лет. С другой стороны, он, наконец, научился поддерживать определенное равновесие между конкурирующими фракциями. Людовик XV не обладал способностями Людовика XIV, все считали его перебежчиком; но он все‑таки не позволял какой‑либо одной группировке монополизировать власть, что побуждало остальных придворных время от времени объединяться против короля. Из всех Бурбонов только Людовик XVI разбирался в придворной политике настолько плохо, что смог совершить такую ошибку. 2

Допустим, что Людовик XVI с самого начала оказался в затруднительной ситуации. Дворцовые фракции обычно искали покровительства членов королевской семьи, имевших доступ к королю, — младших братьев государя, его наследников или любовниц. У нового монарха этого окружения не было. По известной причине у него не было ни любовницы, ни наследника, а его братья были слишком молоды. Следовательно, единственным близким к нему человеком была его жена, Мария–Антуанетта, которая с самого начала оттолкнула от себя большую часть придворных, пренебрегая их вниманием и выказывая свое расположение только узкому кругу друзей и

1 SwannJ. 1989. Politics and the Parlement of Paris, 1754-1771. Unpublished Ph. D.

dissertation, Cambridge University.

2 Wick D. L. 1980. The Court Nobility and the French Revolution. Eighteenth- Centu

ry Studies, xiii. P. 267-269.

поклонников. Играя в пастушек в Малом Трианоне с Полиньяк, Ламбаль и Водрейем, тем, кто не входил в ее узкий кружок, она отказывала в должностях, пенсиях, синекурах и патронате, необходимых для любого придворного. Несмотря на прозвище «мадам Дефицит», королеву критиковали не за чрезмерную щедрость ее пожалований, а за то, что она одаривала недостойных. В Вене Мария–Терезия метала громы и молнии по поводу неоправданного риска дочери. Первыми под удар Марии–Антуанетты попали представители старейших и самых влиятельных семейств: Ноай, Роган, Ларошфуко, а также и принцы крови: герцог Орлеанский, принцы Конде и Конти. Это они субсидировали публикацию и распространение порнографических libelles (книжечек), призванных очернить королеву. В них она представала перед публикой чудовищем, чей сексуальный аппетит был неразборчив и неутолим. Бешеная злоба оскорбленных дворян проявлялась в тех низостях, которые они сочиняли. Издаваемые ими непристойные брошюры гласили, что королева — лесбиянка и нимфоманка, и содержали пространные рассуждения о том, что же может удовлетворить ее похоть. 1