Василий Авченко - Правый руль

В окрестностях Владивостока я знаю только один участок без оговорок отличной дороги, на которой не страшно разгоняться. Это трасса, ведущая из владивостокского аэропорта (он расположен в соседнем городке Артёме) к федеральной дороге «Хабаровск — Владивосток». «Аэропортовской трассой», как свидетельствует городское предание, мы обязаны американскому президенту Форду, в 1974 решившему встретиться с Брежневым почему-то во Владивостоке. К приезду именитого гостя город, и дороги в том числе, привели в порядок. Сколько спидометровых стрелок было упёрто в ограничитель на этой трассе — не сосчитать. Казалось, сама близость аэропорта заставляла автомобили набирать взлётную скорость и пытаться оторваться от надоевшей земли. По той дороге ехать с разрешённой скоростью просто невозможно. К концу 80-х относятся знаменитые истории про «летучих голландцев»: водитель большегруза вдруг замечал в зеркале заднего вида машину невиданного облика, с невероятной быстротой настигающую грузовик. Когда машина выходила на обгон, обгоняемый вдруг с ужасом замечал, что на водительском месте никого нет. Потом, когда правый руль сам по себе уже никого не удивлял, пешеходы, особенно старшего возраста, долго не могли привыкнуть к тому, что автомобиль может подъехать сзади с опасной бесшумностью. Мотор, даже бензиновый и легковушечный, должен обязательно тарахтеть как потерпевший — мы так привыкли. А сколько времени ушло на то, чтобы отучить пассажиров остервенело лупить дверью, выходя из машины! «Это тебе не “Жигули”, — презрительно цедили или раздражённо кричали водители.

Воспоминания, как старые «Ниссаны», подвержены коррозии, даже если мы пытаемся их зафиксировать со всей доступной нам мерой добросовестности. Мемуары пишутся задним числом, а память — не лучший редактор с точки зрения объективности и фактической выверенности. Дневники слишком сиюминутны, чтобы «в режиме реального времени» зафиксировать то, что потом окажется важным и «знаковым». Поэтому точно сказать, как всё начиналось, я не смогу. Да и никто не сможет, наверное. Ничего, если я ошибусь в некоторых деталях. Я надеюсь не ошибиться в главном.

Частные объявления в старых газетах — вот где в законсервированном виде хранится неотретушированная, настоящая жизнь. Перелистывая местные газеты за 1990 год, я убеждаюсь, что с той поры миновала целая эпоха. Дело не в календарной протяжённости отрезка времени, а в его насыщенности, когда год запросто идёт за три. «Куплю помпу к двигателю “тойота” 13TV и его аналогам. Оплата по договорённости, можно валютой первой категории. Обращаться письменно: Владивосток, главпочтамт, до востребования МФ 20767, удостоверение».

Сейчас никому и в голову не пришло бы в поисках помпы специально подавать объявление. Да и «валюта первой категории» — забытый термин, такой же, как СКВ — «свободно конвертируемая валюта». А вот раздел «Меняют»: «Импортную машину на квартиру или двухкомнатную квартиру». Или: «Меняю машину иномарки (то есть “иностранной марки”, сейчас говорят проще — “иномарка”, и всё) на квартиру или машину и гостинку на трёхкомнатную квартиру. Возможны варианты». «Автомобиль иномарки в хорошем техническом состоянии на двухкомнатную квартиру в любом районе Владивостока». Не указаны ни модель, ни год: достаточно того, что «автомобиль иномарки». Меняют «трёхкомнатную квартиру в пос. Тикси ЯАССР (льготы Крайнего Севера, улучшенной планировки, в центре) на благоустроенную квартиру во Владивостоке, пригороде или иностр. машину типа “Волга”, телефон…» Сейчас бы у нас сказали «класса “Крауна” или “что-нибудь маркообразное”. Тогда общепринятой точкой отсчёта, эталонным представительским седаном ещё выступала «Волга» — мечта советского человека 70-х, названная героем известного фильма той эпохи «малогабаритной квартирой». А как звучит — «в центре Тикси»!

Восхищаюсь удивительной невыдуманной прозой частных объявлений. «Елену, звонившую по телефону 25-05-04 Павлу, просим перезвонить по телефону 46-92-45 Алексею в ближайшие дни после 21 часа». Шедевр, и какой краткий, насухо выжатый — ни одного лишнего знака. Позвонила ли Елена? Финал открыт.

В тот короткий период машины, тогда ещё дефицитные, действительно менялись на квартиры. Именно тогда многие бесквартирные моряки сумели решить свой жилищный вопрос. За джип можно было обзавестись нормальной «трёшкой». Не то что потом: посмотришь на обшарпанную гостинку (я долго считал, что это общеупотребительное слово, пока не столкнулся с тем, что меня иногда не понимают люди с запада, поэтому следует пояснить: гостинки — блёклые серопанельные аскетичные муравейниковые здания с длинными тёмными коридорами; каждое отдельное жилище в них, тоже называемое гостинкой, представляет собой крошечную комнатку-клетушку, зато со своим санузлом), куда и днём-то в одиночку зайти страшно, а она вся по периметру уставлена автомобилями, в том числе и дорогими. Ни за один из них никакого жилья, даже самого затрапезного, уже не купишь. Поэтому сегодня так много бесквартирных с машинами. На квартиру нормальный средний человек всё равно не заработает. На машину — может.

Но я отвлёкся. Я расскажу тебе о крае, в котором ты очутилась, когда тебя, всю в белых надписях толстым маркером и в соляном налёте от залетавших на палубу волн, выгрузили на причал, где стояли высокие люди со странными лицами. Если бы ты могла вглядеться в правый нижний угол карты той территории, которую раньше обозначали гордой и даже грозной аббревиатурой «СССР», а теперь унизительно называют «постсоветским пространством», я бы показал тебе небольшой продолговатый отросток суши на крайнем юго-востоке, очертаниями напоминающий итальянский «сапог» и выдающийся в море. Это море южные корейцы зовут Восточным, северные корейцы — Корейским Восточным, а японцы и нещепетильные в таких вопросах русские — Японским. На полуострове расположен российский город Владивосток, именуемый китайцами «Хайшеньвэй», что означает «залив трепанга», а японцами — «Урадзиосутоку».

Тебе нечем увидеть карту этой территории. Ты можешь только осязать её своими чёрными круглыми бескамерными подошвами. Я дам тебе такую возможность. И ещё расскажу о том, как зимой на обледенелые склоны сопок отчаянно карабкаются автомобили, а летними ночами в море мерцают искорки планктона — не офисного, а самого настоящего; как разноцветно умирают кальмары, а на берег зачем-то выползают целые полчища красно-бурых крабиков; как на пустыре, запасшись ацетоном и коноплёй, подростки варят местный лёгкий курительный наркотик под названием «химка», а во рту тает ещё живой, только что взятый с песчаного морского дна гребешок, политый солёным соевым соусом. Как цветут нежнейшим розовым цветом на городских улицах абрикосы-дички, а за городом, ещё в его черте, растут лимонниковые и кишмишовые лианы, кедры и маньчжурские орехи — близкие родственники грецких. Как в море в тёплые недели заплывают с юга акулы и смертельно ядовитая рыба фугу — любимое блюдо самураев-ортодоксов и зомби, которую я как-то сдуру чуть не съел. Как из воды выпрыгивает высоко к солнцу другая рыба — пиленгас, где-то далеко на западе именуемая кефалью. Я буду рассказывать долго, пока ты не поймёшь всё.