Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

Без всякого сожаления отпустив уставшего ждать Тогтохо на правый берег Хелго, мы, счастливые содеянным делом, поскакали вверх по долине Минжин-гола.

Радости и празднику наконец-то объединившихся задаранов могло бы позавидовать любое племя или род. Под раскидистым священным деревом предков мы пировали три дня и плясали, словно все коренные монголы после избрания последнего всеобщего хана Хутулы. Плясали так, «что ноги проваливались в стоптанную землю по колено», — так говорили в степи про тот великий пир.

В Хорхоног-шибири вскоре после нашего прибытия похолодало. По утрам на обветшалой траве, на телегах, на войлоке покрытия юрт блестело серебро инея, Онон постепенно стал окаймляться сверкающими заберегами. Мы покочевали на зимние пастбища. На этот раз, остерегаясь мести мэргэдов, мы спустились далеко вниз по долине Онона аж до устья реки Иля, где были никем не тронутые травы. Этот обветшалый корм пришелся по вкусу скоту, и мы там разбили курень. В середине зимы степная молва донесла весть о том, что хэрэйды, уруды и мангуды все-таки дознались до истины летнего погрома и во всем теперь винят мэргэдов. Однако немедленной мести за нанесенный урон и коварство не произошло — помешали какие-то обстоятельства внутренней жизни улуса Тогорила.

Благополучно перезимовав на этих отдаленных кочевьях, мы поздней весной решили перебраться поближе к монголам, для чего перевалили горы южной стороны долины Онона и стали на лето в верховьях Дучийн-гола. Так как жизнь задаранов налаживалась, а летние кочевья мэргэдам обнаружить было трудно, я решил заблаговременно наладить отношения с хэрэйдами. И мои старики, и я хорошо понимали, что мэргэды при наступлении против них урудов, мангудов и воинов Тогорила немедленно выдадут меня и обрисуют наш набег в самом неприглядном виде. А это грозило задаранам началом вражды с одним из самых больших улусов в степи и двумя очень воинственными родами монголов-дарлекинов. Спокойной жизни нам тогда бы не предвиделось. С другой стороны положение хана Тогорила в самом улусе хэрэйдов было очень сложным. Всем монголам было хорошо известно, что этому хану очень тяжело жилось с самого детства. В семилетнем возрасте он был пленен мэргэдами и толок просо в каменной ступе на Талхан-арале, пока его отец Хурчахус-Буюрук-хан не освободил его. В двенадцать лет Тогорил опять попал в плен, на этот раз вместе с матерью и к татарам. В хэрэйдском улусе в это время была какая-то смута, вызванная претендентами на ханский престол, и Тогорила никто выручать не торопился. Говорят, что татары его заставили пасти верблюдов и всячески над ним издевались. Не дождавшись помощи от соплеменников, Тогорил сумел сбежать сам и вернуться в улус. Озлобленный на всех, беглец повернул дела так, что казнил многих родственников и занял отцовский престол. Однако его дядя, носивший номинальный титул «гурхан», разными интригами сверг Тогорила с престола. Улус хэрэйдов Тогорилу помог вернуть отец моего анды Темуджина Есугей-батор, бывший в то время самым сильным нойоном монголов. После этого до нынешних времен Тогорил владел своим улусом, но его власть была шаткой и, как было слышно, держалась силой не народа, а его собственных нукеров. Виной всему были единоверцы хэрэйдов найманы, которые тоже молились распятому покойнику и кресту. Эти соседи всегда принимали у себя недовольных властью Тогорила беглецов и вели в его улусе постоянные интриги. Вот к этому многое испытавшему сорокалетнему человеку я и хотел поступить на службу, понимая, что и двести нукеров, обещающих верность, ему лишними не будут. Кроме этого, я хотел каким-то путем сгладить свою вину за набег на окраины его улуса и думал кое-чему у него научиться.

Оставив задаранов на Тайчара, я взял с собой двести воинов и тридцать своих испытанных нукеров и в начале первой летней луны двинулся на запад через все кочевья монголов. Ровно через одну луну мы оказались в улусе хэрэйдов. Для этого мое небольшое войско поднялось к истокам Онона, перевалило Хэнтэйские горы и спустилось по Туул-голу, где у подножия огромной царствующей над всей округой и заросшей густым сосновым лесом сопки располагалась ставка хана Тогорила. Внутренне содрогаясь от мысли, что хэрэйды могли уже прослышать о моей прошлогодней проделке, но, превозмогая страх и полагаясь на волю высоких тэнгриев, я повел воинов в сторону издалека заметной и ярко сверкающей белоснежным войлоком юрты владетеля хэрэйдов.

Дальние караулы ставки нам до этого, пользуясь ночной темнотой, удалось миновать, а ближние караулы, да еще в свете белого дня, заметили нас издали и всполошились. Видя их беспокойство, я оставил воинов на видном месте и с тридцатью нукерами приблизился к ставке. Нам навстречу выскочила десятка охранников.

— Что вы за люди и по какой надобности прибыли в ставку хана! — вскричал десятник, едва подскакав к нам и еле остановив разгоряченного коня.

— Я Джамуха, нойон племени задаранов из коренных монголов, — отвечал я. — А приехал к хану Тогорилу с просьбой принять меня на службу с моими двумя сотнями воинов.

Десятник оценивающе окинул нас цепким взглядом и сказал:

— Нойон поедет со мной, а остальным — оставаться на месте и ждать указаний.

Караул, окружив меня, шагом направился в ставку. Как и положено особе хана, его большое сверкающее ордо окружали девятнадцать юрт приближенных и жен. Чуть в стороне темнели жилища прислуги, караульных и других воинов. Меня как раз и повели туда, заставили спешиться у столбовой коновязи и приторочить к седлу все оружие. Тут подошел пожилой воин, возможно управитель ставки или нойон караульных. Этот человек подробно расспросил меня, и я поведал ему о себе чуть ли не с самого дня рождения и до сегодняшнего дня.

— Нам чужие воины для службы не нужны. К лицу ли нойону бросить свой народ и искать себе пропитание на стороне, — с долей презрения и насмешки заключил свои расспросы этот воин.

Только сейчас у меня отлегло на душе, и невидимая хватка, сжимавшая сердце, ослабла. Я уже понял, что хэрэйды мало что слышали про задаранов и про мои прошлогодние прегрешения.

— Ты за хана все дела решаешь или только половину? — достаточно осмелев, усмехнулся я.

— В отношении бродячего нойона, да еще безусого, я могу решить все, — и бровью не повел воин.

— Ты бы лучше проверил дальние караулы ставки, — продолжал дерзить я.

— А то мы их искали и не нашли. А может быть, их и не было?

— И после таких речей ты надеешься попасть к хану?! — наконец-то чуть изменилось лицо моего собеседника. С его слов я вдруг понял, что он имеет какое-то отношение к охране ставки, тем более в них чувствовалась явная угроза.