Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

Трудно сказать, чем закончился бы наш неравный бой с многочисленными врагами, если бы кто-то с берега не потребовал прекратить спор во избежание публичной порки и не повелел бежать к месту окончания скачек.

Все взаимные обиды были тут же забыты, и мы все единой гурьбой побежали к чернеющей толпе народа и линии воткнутых в снег колышков с белыми флажками. Скачки и рысистые бега у монголов прекращали не то что мальчишеские драки, но и схватки между взрослыми людьми и столкновения куда пострашнее.

Вечером после окончания трех игр мужей мы с Темуджином решили стать друг другу побратимами и совершили священный обряд «анда», которому хранили верность до самого конца.

Второй раз мы с андой встретились в степи Шууснийн-гола, где паслись табуны нашего рода. После стрижки грив коней и таврения молодняка я, мои братья и десяток мальчишек-харачу с разрешения отца остались у табунщиков и хотели пожить одну луну на приволье, наслаждаясь верховой ездой и охотой на зеренов. Мы с Тайчаром на зависть остальным родственникам уже имели по небольшому настоящему боевому луку и умели делать стрелы с хорошим оперением и железными наконечниками. Нам, как и всяким подросткам, не терпелось испытать силу наших больших пальцев и меткость этих стрел на настоящей дичи, так как тарбаганы, суслики и птенцы, как мелкая добыча, нас уже не устраивали. И вот во время одной из вылазок далеко от реки в степи на нас натолкнулись воины хиянов во главе с самим Есугеем, которые тоже охотились на зеренов. Так как день приближался к концу, хияны позвали нас переночевать вместе с ними у какого-то колодца. Мы с радостью согласились, так как опасались татар, которые якобы стали появляться небольшими отрядами в междуречье Онона и Хэрлэна, о чем нас предупреждали наши табунщики, но особенно рад был я, так как среди хиянских подростков был мой анда Темуджин. Мы с ним ночевали у одного огня, а на рассвете второй раз совершили обряд «анда»: слизывали кровь с ладоней друг друга и обменялись настоящими стрелами. Никто из нас тогда не мог знать, что после этого мы расстанемся на долгие годы, что на него и на меня падут страшные бедствия и испытания, что встретимся мы уже взрослыми людьми, нойонами родов и куреней по поводу большого несчастья. А пока мы были очень рады случайной встрече и, как всякие подростки, полны мыслями о счастливом будущем.

О том, что грозные испытания выпали на долю моего анды гораздо раньше, чем на мою, я узнал намного позже. Если бы я и узнал своевременно, помочь ему чем-либо не смог бы, так как моя судьба тоже сделала решительный поворот, притом такой, что вопросы жизни или смерти встали передо мною, еще не окрепшим юношей, в полный рост. Я до сих пор хорошо помню то несчастное лето, словно все это произошло только вчера.

Мой отец тогда летнюю стоянку рода избрал по неизвестной мне причине очень далеко от наших привычных летних кочевий. Со всем скотом, табунами и караваном мы в начале того лета отошли от Онона на Балдж-гол, потом долго поднимались вверх по теснине реки Букукун, перевалили водораздельный хребет и поставили курень на реке Сухэ у самых семи озер. Каким бы тяжелым для скота ни был переход, семиозерье оказалось таким привольным местом, что и люди, и животные за каких-то десять дней оправились и позабыли все трудности. Наш скот — и коровы, и бараны, — паслись на сочном разнотравье, где было вдоволь воды, благодаря сквозным ветрам по долине реки, их не так сильно донимали мошкара и оводы. Глаза людей радовало широкое пространство пастбищ и озер, а в отрогах заречного хребта, который стеной прикрывал новое кочевье от стылого дыхания севера, водилось такое множество копытных и лапчатых зверей, что оставалось только сожалеть, что не пришло еще урочное время для промысла. Однако некоторые охотники разведали по ключам хребта солонцы и добыли полные целебной крови изюбриные рога.

Беда пришла в начале третьей летней луны темной ночью. С верховий реки Сухэ, неожиданным нападением смяв наши потерявшие бдительность караулы, на курень напало множество врагов. Наши, застигнутые врасплох, долго сопротивляться не смогли, и к рассвету все защитники стойбища, в том числе мои дед и отец, пали. Враги, едва развиднелось и сквозь дым стали заметны темные пятна от опрокинутых юрт, стали добивать раненных воинов, грабить имущество, захватывать наших женщин и девушек. Оставив в разгромленном курене не нужных им стариков, нас — подростков и малых детей, в ясный и тихий полдень ушли обратно, забрав с собой всю добычу.

Когда рассеялся дым и подсохли слезы, я, понимая, что кому-то необходимо возглавить род и навести какой-то порядок, собрал оставшихся в живых братьев, восстановил годные для жилья юрты, заставил всех сложить в одно место все обнаруженное оружие, поймать и привести разбежавшихся коней. Шаман Хаптаран, до этого погрома лежавший больным, нашел в себе силы подняться, собрал около себя стариков и оставшихся женщин, долго утешал и настраивал всех на восстановление всего порушенного. Этот древний старик оказал мне неоценимую услугу, кроме того, поставил меня во главе рода и освятил как мог мое назначение, состоявшееся с общего согласия и по древним обычаям задаранов. Так в неполные тринадцать лет для меня, моих братьев и всех ровесников помладше в одну ночь закончилось детство и легли на плечи все заботы по восстановлению разбитого, развеянного рода.

В первую очередь я собрал в своей восстановленной юрте юношей и подростков, коих оказалось меньше сотни, и объявил их воинами. Мое новоявленное войско в первую очередь собрало всех годных под седло коней, которых на наше счастье оказалось около двухсот. Старики собрали целые и разбросанные, а также разбитые седла, ремни, волосяные и кожаные веревки, стремена. Их стараниями я неплохо вооружил тридцать ребят, которых объявил своими ближайшими нукерами. Вместе с ними и остальными людьми мы пол-луны рыскали по нашим пастбищам и пригнали в курень весь оставшийся неугнанный скот и почти всех овец. Из всего табуна мы смогли найти чуть больше ста дойных кобылиц и даже этому были бесконечно рады. Шаман со стариками посоветовались и решили, что голод задаранам не грозит и род может быть восстановлен, но для этого потребуется терпение, тяжелый труд и долгое время. Потом Хаптаран и два не менее древних старика позвали нас с Тайчаром в юрту шамана.

— На нас напали мэргэды, и во главе их был удуитский Тогтохо. Запомните это, братья, — были первые слова Хаптарана. — Все наши люди, скот и табуны, все наше оружие и имущество, все то, что грабители увезли, находится у них.

Все оставшиеся в живых из нашего рода уже знали, что задараны стали поживой мэргэдов, но имя главного виновника наших бед было названо впервые.