Ольга Батлер - Моя маленькая Британия

Трое английских дедушек извлекали из своих инструментов неназойливую музыку, красивая вышколенная мисс ходила с подносиком и каждые пять минут предлагала новую разновидность пальчиковых закусок. Я сидела в гостинице Westbury Mayfair, на дорогой и модной улице Бонд-стрит.

Аукционный дом «Гелос» проводил свой русский аукцион «Москва-Лондон-Париж», выставив на продажу 97 лотов. Только что в Лондоне прошел Sotheby’s, на котором сенсацию произвели картины Кончаловского, предложенные его внуком Андроном, но «Гелос» выставил коллекцию не менее значительную, чем Sotheby’s на «Русских торгах».

Советские сатирические рисунки расходились хорошо. Сразу вспомнились желтоватые страницы «Крокодила» семидесятых годов — западная военщина, реваншисты, маленький человек в жестоком мире капитализма. Известный график Крылов весь был раскуплен.

— Париж, что скажете? Москва, Манеж, не слышу вас!

Париж был очень активен — забрасывал новыми ставками Москву и нас в Лондоне. Москва жалась-жалась, а потом вдруг перебивала все цены. Бывало, вещица с виду ерундовая, просто с изюминкой: как фарфоровая композиция, где сельская тетушка своего мужика на тележке везет. Но народ сражался за нее, она ушла за 220 фунтов, это при начальной цене всего в 10. А картину Никаса Сафронова с длинным названием «Молчаливое утопическое представление о Вавилоне в поднебесной» — не смогли продать даже по зарезервированной цене.

Большие вибрации в этом аукционном треугольнике вызвал Анатолий Зверев. Вот гений. Нарисовал небрежно свою «Обнаженную с голубыми цветами» в 1966 году, кажется — в коротком перерыве между пьянками, и в 2005 коллекционеры за нее бьются. «Нечему здесь удивляться, Зверева хотят все», — сказал президент «Гепоса» Олег Стецюра.

Потом пошли совсем старые мастера — «Портрет композитора Артура Лурье» Сорина, «Дорога» Васильева, «Прошлая слава» Анисфельда — за них были заплачены пятизначные суммы. За двухметровый, в красных тонах, «Поцелуйный обряд» Маковского, со сценой по мотивам «Князя Серебряного», боролись два собирателя, из Лондона и из Москвы. Ведь многие лоты уже находились в Европе, проблем с их перемещением не предвиделось. Лондонец посылал предложения через Интернет, москвич — по телефону.

Отдельно, на благотворительные цепи, шли акварели школы Сергея Андрияки. Ученики Андрияки, сами дети, отдали свои работы в пользу российских детдомов. Через два часа многое было распродано, и все согласились, что аукцион получается успешным.

Разговоры стали громче. Искусствовед из Москвы Дмитрий, мой проводник в этом тесном аукционном мире, без остановки знакомил меня с профессионалами. В Лондон приехали и профессор МГУ, и владельцы московских антикварных салонов и арт-центров. Эстеты с деловым прищуром, эти директора выглядели как русские купцы, присмотревшие в свое время в Париже Матисса.

Нов этот раз Париж и Лондон стремятся обладать русскими картинами. Поэтому неплохо идет бизнес и у англичан, торгующих нашим искусством: улучшились продажи у Уильяма Макдауэлла, владельца галереи MacDougall’s, и у Мэтью Бауна, арт-дилера и владельца Matthew Bown Gallery. Мэтью хорошо известен в России с 80-х годов, особенно своими книгами о социалистическом реализме. В его галерею, которая была за углом, мы пошли дружной ватагой прямо с аукцион а.

Жители этого района на нас косились, но они потихоньку привыкают к русским. Владельцы местных пабов, думаю, еще вспоминали позавчерашнюю ночь, когда русские приглашали всех праздновать выход «Челси» в лидеры национальной футбольной лиги.

В галерее у Мэтью оказались русские картины — Ильи Табенкина, и живые русские художники.

— Танюша Назаренко, — обрадовался Дима женщине у окна.

— Какая Танюша? — переспросив, я почувствовала, как из румяных дилетантов сей момент перехожу в категорию темноты дремучей.

Тонкий профиль за черными волосами, стройная девичья нога — неужели та Назаренко, которая давно уже академик. Потом вспомнилось — ЦДХ, выставка фанерных обманок «Переход» с персонажами постперестроечной Москвы, наделавшая столько шума…

Встретили у Мэтью мы и другую русскую художницу — Таню Антошину. Она пришла с романтической внешности спутником. Антошина уверена, что женщина может воспевать мужскую красоту. Ее работы считают выражением мягкого русского феминизма. Говорили о пани Броне, которая недавно умерла.

С паней Броней я не растерялась — вспомнила пятнадцатилетней давности съемки для итальянского журнала: альтернативную старушку, музу московского коллекционера-винтажиста Петлюры, заброшенный Дом, который они заняли с группой единомышленников. Броня была бомжихой, но в семьдесят с лишним лет вдруг оказалась на пике своей судьбы.

Коллекцию Петлюры называли найденной на помойке, и это было почти правдой. На «Гелосе» ее предлагать бы не стали. А вот англичанки Петлюру поняли бы с полуслова, здесь модные девушки любят добавлять древние вещи в гардероб.

Подумалось: русские — такие же эксцентрики, как англичане. Художники, принесшие в Лондон печальную весть о смерти бабы Брони, футбольные болельщики, которые не сомневаются, что «Челси» — русская команда. Как только у нас появляются деньги, мы начинаем коллекционировать родное искусство. Мне кажется, что лондонец, боровшийся с москвичом за Маковского, тоже был русским.

Снова раскрываю аукционный каталог, смотрю на пейзаж, который запал в душу — «В зимнем лесу». В 1888 году парочка гуляла по лесной дороге в ранних зимних сумерках, и живописец Гавриил Кондратенко это запечатлел. Морозный дух от его небольшой картины идет до сих пор. Такой вечер, такой зимний лес возможны только в России. Конечно, многим захотелось обладать этим лотом. «Зимний лес» ушел за 32 тысячи.

«Поцелуйный обряд» был продан за 700 тысяч фунтов. «Кораблекрушение» Боголюбова — за 150 тысяч. Все эти старинные лица и давно отшумевшие морские волны украсят чьи-то гостиные или проходы над широкими лестницами. Будут висеть с соответствующей подсветкой, годами — на радость новым хозяевам.

— Наверняка твоей жене любопытно на это посмотреть, — сказал знакомый мужа, приглашая нас на вечеринку английских ветеранов-десантников в его лондонском саду.

Конечно, мне было любопытно. Любопытство не оставляет меня все годы, что я живу в Англии. Какие сюжеты здесь встречаются! Для местных они — всего-навсего замылившая глаза рутина, но для иностранки — причудливая реальность, перед которой пасует фантазия.

Вечеринка десантников и их подруг оказалась настоящим интернационалом. Там были не только англичане, валлийцы и шотландцы, но также индусы, их дамы в сари, выходцы из Африки и Ямайки, вальяжные пакистанцы, красивый грек, статный испанец, веселые еврейки, латиноамериканские девушки и куча разных метисных вариаций, не поддающихся опознанию.