Александр Широкорад - Бог войны 1812 года. Артиллерия в Отечественной войне

В 7 часов вечера французы снова бросились на штурм и снова были отбиты. Тогда Наполеон велел подвезти к южной части стены гаубицы, стрелявшие разрывными снарядами, и в городе вновь начались пожары.

Очевидец смоленского пожара 5 августа Ф.Н. Глинка писал: «Я видел ужаснейшую картину: я был свидетелем гибели Смоленска. Погубление Лиссабона не могло быть ужаснее. Утомленный ратоборством наших, Наполеон приказал жечь город, которого никак не мог взять грудью. Злодеи тотчас исполнили приказ изверга. Тучи бомб, гранат и чиненых ядер полетели на дома, башни, магазины, церкви. И дома, и башни, и церкви объялись пламенем, — и все, что может гореть, запылало … Опламененные окрестности, густой разноцветный дым, багровые горы, треск лопающихся бомб, гром пушек, кипящая ружейная пальба, стук барабанов, вопль старцев, стоны жен и детей, целый народ, упадающий на колени с воздетыми к нему руками, — вот что представлялось нашим глазам, что поражало слух, что раздирало сердца!

Толпы жителей бежали из огня, полки русские шли в огонь: одни спасали жизнь, другие несли ее на жертву. Длинный ряд подвод тянулся с ранеными… В глубокие сумерки вынесли из Благовещенской церкви икону Смоленской Божией Матери (надворотную). Унылый звон колоколов, сливаясь с треском распадающихся зданий и громом сражения, сопровождал печальное шествие сие. Блеск пожаров освещал оное. Между тем черно-багровое облако дыма засело над городом, и ночь присоединила темноту к мраку и ужасу!» [19] Цит. по: Орловский И.И . Смоленская стена 1602―1902. с. 157―158.

В девятом часу вечера канонада смолкла.

В полночь Дохтуров получил приказ оставить город. За 2 часа до рассвета русские войска тихо вышли из города и увезли с собой через объятые пламенем улицы свою артиллерию. Посты, находившиеся вне Смоленска, отступили в тишине.

Смоленская икона Божией Матери была вывезена из Смоленска и везлась до Бородина на запасном лафете батарейной роты полковника Воейкова.

Следуем заметить, что решающую роль в двухдневном сражении за Смоленск сыграла русская полевая артиллерия. О ее эффективности можно судить хотя бы по расходу снарядов. Так, только 7-я и 24-я артиллерийские роты израсходовали за день боя 2574 выстрела, что составляло примерно 124 снаряда на одно орудие.

При отступлении из Смоленска, чтобы орудия пешей артиллерии не достались противнику, впервые было разрешено сажать прислугу на лафеты, передки и зарядные ящики, что раньше строжайше запрещалось. «Здесь в первый раз, — как утверждал Д.В. Давыдов, — была употреблена команда: "На орудие садись"».

На рассвете 6 августа «Наполеон въехал в Никольские ворота… по Георгиевской улице направился к Днепровским воротам, над которыми была уже устроена каменная церковь, не освященная еще за военным временем. Из ее запертых стеклянных дверей смотрел он, как по ту сторону сожженного моста две наших пушки отстреливались и своим огнем по набережной Днепра наносили вред французам, пытавшимся найти брод. Приказав втащить в церковь два орудия и поставив их в дверях балкона, Наполеон сам наводил их по нашей батарее. Потом вышел он из церкви и приказал против наших стрелков, занимавших противоположный берег, поставить 4 орудия на небольшом земляном валу (остатке Петровского такшамента между Семеновскою и Воскресенскою башнями)» [20] Орловский И.И . Смоленская стена 1602―1902. С. 160. .

Затем Наполеон приказал навести через Днепр временные мосты, один из которых был устроен недалеко от Пятницкой башни (позже на ее месте образовался Пятницкий пролом). Это место получило название «французского моста». В ночь на 7 августа три моста были готовы, и началась переправа французских войск.

Находясь в Смоленске, французская армия почувствовала недостаток продовольствия, так как барки, предназначенные для перевозки грузов, сели на мель, а колесный обоз из-за катастрофического падежа лошадей и волов пришел в совершенное расстройство.

Граф Сегюр в своих записках, рассказывая о совещании Наполеона в Смоленске с маршалом Бертье и генералами Мутоном, Коленкуром, Дюроком, министром статс-секретарем Дарю, между прочим, писал, что, когда присутствующие на совете уговаривали императора не идти далее Смоленска, тот воскликнул: «Я сам не раз говорил, что война с Испанией и Россией, как две язвы, точат Францию. Я сам желаю мира, но чтобы подписать мир, надо быть двум, а я один!»

Английский генерал Роберт Вильсон, состоявший при русской главной квартире, писал: «Окончи Наполеон кампанию со взятием Смоленска и займись восстановлением Польши, он мог бы рассчитывать на успех кампании, за зиму он мог бы запастись продовольствием и подготовить к весне новую кампанию». Вильсон писал из-под Смоленска в Лондон: «Вес погибло. Смоленск взят», а спустя два дня доносил: «Все спасено (для России), французы идут на Москву».

18 августа Наполеон написал Марии-Луизе: «Мой друг! Я в Смоленске с сегодняшнего утра. Я взял этот город у русских, перебив у них 3 тысячи человек и причинив урон ранеными в три раза больше. Мое здоровье хорошо, жара стоит чрезвычайная. Мои дела идут хорошо» [21] Цит. по: Тарле Е.В . Сочинения в 12 т. М.: Издательство Академии наук СССР, 1959. Т. VI. С. 539. .

Однако на самом деле положение Великой армии было далеко не блестящим. У французов начался массовый падеж лошадей. Об этом говорят все отечественные и французские историки. Тарле писал: «Но хуже всего, даже хуже болезнетворной жары, было неожиданное, в высшей степени тяжелое положение с продовольствием людей и кормом для лошадей. Быстрота движения армии, за которой не мог угнаться обоз, породила голод и мародерство» [22] Там же. С. 507―508. .

Альберт Вандаль вторит советскому академику: «Наконец, что было всего важнее и что носило непоправимый ущерб, — на земле сотнями, тысячами лежали с окоченевшими членами мертвые или умирающие лошади. Питаясь в течение нескольких недель одной травой, не получая овса, измученные непосильной работой животные были в невозможных гигиенических условиях. Они оказались не в состоянии бороться с внезапным нападением температуры, с насквозь пронизывающим их холодом и, обессилев, падали. Явление беспримерное в истории войны: одна ночь свершила дело целой эпидемии; наши солдаты в оцепенении, с ужасом стояли перед этими жертвами грозы.

Все с отчаянием думали о лишних трудах, о хлопотах, какие вследствие этого несчастья выпадут на их долю. Из офицеров — одни думали о своих несчастных эскадронах; другие — о лишенных лошадей батареях; третьи — о бедственном положении своих экипажей. Некоторые страшно сердились на войну, которая так плохо началась, и на того, кто завел их в эту страну. Командир гвардейской артиллерии, генерал Сорбье, кричал, "что нужно быть безумным, чтобы пускаться в подобные предприятия"» [23] Вандаль А . Наполеон и Александр I. Франко-русский союз во время Первой империи. В 4 т. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. С.506―507. .