Юрий Корнилов - Горячее сердце

— Но сейчас-то состав загружался полностью, — ухватился Федор.

— Понять не могу, что там произошло, — пожал плечами начальник.

— Где сейчас состав?

— Под нашей эстакадой.

— Попытаемся-ка быстрее доехать туда. Может быть, состав еще не отправлен, — предложил Федор.

— Я знаю, что не отправлен, — сказал начальник.

— Тогда поторопимся, — распорядился Федор.

Начальник молча поднялся.

Угольный маршрут стоял под погрузочной эстакадой. Возле состава Федор со спутниками встретили мастера вагонного участка с дороги.

— Когда отправят состав? — спросил начальник разреза. — Мы же остановились.

— Пойдемте, узнаем, — ответил тот. — А за остановку отвечайте сами.

Скоро отыскали слесаря, который устранял неисправность.

— Где оторванные рукава? — спросил Федор.

— Они не оторваны, а отрезаны, — сердито отозвался пожилой рабочий. — Вон валяются…

Возле вагона лежал коротенький кусочек мягкого шланга с соединительной муфтой. Федор поднял его. Сомнения не было: порез свежий.

— А где сам рукав? — продолжал Федор.

— Не было. Утащили, наверное.

— Да кому он нужен? И кто бы это мог сделать? — невольно вырвалось у Федора.

— Сволочь какая-то, — ответил слесарь. — Башку оторвать надо за такие шутки. — И обратился к своему мастеру: — Все. Можно отправлять.

Вечером Федор встретился с Евсеевым. По производству он ничего существенного сказать ему не мог, но обратил внимание на жалобы в адрес расконвоированных. И еще положил перед ним огрызок воздушного шланга, который прихватил с собой.

— Вот это уже серьезно, — нахмурился Евсеев. — Что вы намерены делать?

— Завтра с утра я договорился о поездке на Восточный разрез. Оттуда недалеко до колонии, и я думаю проехать туда, — сказал Федор. — Посмотрю, как они организовали эту расконвойку. Отдельно займусь шлангом.

— Что же, все это разумно, — согласился Евсеев. И попросил: — Коли уж будете там, то предупредите начальника колонии, что мы ждем его послезавтра вечером в горкоме. Пусть послушает наши разговоры. Ему полезно.

На следующий день Федору Григорьеву на Восточный разрез попасть не удалось. Утром, когда они с Иваном Владимировичем ждали в тресте свою пролетку, туда приехал начальник Ново-Надеждинского горотдела милиции. С ним был милиционер.

Начальник поздоровался с Иваном Владимировичем как со старым знакомым и спросил:

— Кто из начальства на месте?

— Мы только Патрушева видели, про других не знаю, — ответил Лоскутов. — Срочное дело?

— Срочное-то срочное, а еще больше — непонятное. На вашей Южной обогатительной только что драка произошла с мордобойством, да такая, что вся работа стала… Ваши разодрались с заключенными с расконвойки. Я до колонии не мог дозвониться, а у треста с ней прямая связь. Вот и забежал попросить: пока еду на Южный, пусть вызовут туда начальство колонии и конвои…

— А из-за чего драка-то? — спросил Лоскутов.

— Представления не имею.

И он поспешил к Патрушеву.

Федора происшествие насторожило.

— Иван Владимирович, я должен быть сейчас не на Восточном разрезе, а на Южном. Поедете со мной?

— Я в вашем распоряжении, — просто ответил Лоскутов.

…Ехали быстро, едва поспевая за ходком начальника милиции, и через полчаса прибыли на место.

— Стоит фабрика-то, — сразу определил Иван Владимирович, прислушиваясь к необычной тишине.

Начальник смены рассказал о том, что произошло.

За неделю до сегодняшнего дня в смене, которая часа два назад приступила к работе, на одном из транспортеров порвалась только что поставленная лента. Ремонтники сразу установили причину: на половину ширины и на метр в длину полотно было вырезано. Авария вызвала не досаду и горесть, как всегда бывало, а гнев угольщиков: ленту кто-то испортил намеренно. Никто не сомневался, что это дело рук кого-то из расконвоированных.

Виновника не нашли.

Сегодня Макарыч, сдав свою смену, по обыкновению задержался на фабрике. Проходя по участку, заметил двух заключенных, раскуривающих возле вагонетки, и вдруг, посуровев, обратился к одному из них:

— А ну, покажи ботинки!

— Чего? — презрительно зыркнул на него тот.

— Покажи ботинки, говорю!

— Иди-ка ты, дядя!.. — отвернулся заключенный.

Макарыч взял его за рукав, но тот, обернувшись, с силой отбросил старика. Тогда Макарыч крикнул:

— Ребята! Все — сюда!

Рабочие окружили заключенных.

— Покажи ботинки, гад! — кричал Макарыч.

И тут заключенный ударил старика, изготовился к драке и его напарник. В это время подошел моторист Федька Коньков, не по годам сильный парень.

— Тебе что говорят? — надвинулся он на обидчика Макарыча.

— А ты, мелочь, дуй отсюда подальше! А то… — и он поднял перед Федькой грязный кулак… но тут же присел: парень схватил его за руку и, словно клещами, сдавил ему кисть.

В следующее мгновение шатнуло и самого Федьку: ввязался неожиданно и второй из откатчиков. И тут на заключенных с отчаянной решимостью бросились подростки, повиснув у них на руках, на спине. Закричали перепуганные женщины. К месту скандала бежали уже отовсюду. Начальник смены, увидев в центре свалки Федьку и Макарыча, бросился на Федькино место и остановил транспортеры.

Наконец заключенных одолели. Главного зачинщика Федька придавил под собой, другой стоял в тесном кольце рабочих. Макарыч, не замечая крови на лице, ожесточенно рвал ботинок с ноги поверженного Федькой. Подняв его над головой, он крикнул срывающимся от гнева голосом:

— Вот она где, наша лента, товарищи!

Ботинок заключенного был подбит прорезиненной трехслойной брезентовой лентой.

Скоро из колонии приехали заместители начальника по режиму и оперативной работе с двумя солдатами. Федор, представившись им, сказал, что с задержанными заключенными будет разбираться сам и поэтому поедет в колонию.

— Прошу вас сразу же изолировать их от других заключенных и надежно обеспечить охрану, — добавил он.

— Это мы сделаем, — ответили представители колонии.

— А мне что делать? — спросил начальник милиции.

— Будем считать, — сказал Федор с улыбкой, — что никакой драки не было. Просто рабочие задержали преступников, которые оказали сопротивление. — И снова обратился к приехавшим из колонии: — Вы сможете отправить меня к вечеру в город?

— Конечно.

— В таком случае, Иван Владимирович, — повернулся он к Лоскутову, — вас я на сегодня освобождаю от себя.

Приехав в колонию, Федор попросил оперативника организовать осмотр вещей, которыми пользовался заключенный, подозреваемый в порче оборудования на обогатительной фабрике.

— Как его фамилия? — спросил еще.

— Туркин.

— За что отбывает наказание?