Юрий Корнилов - Горячее сердце

Старшего Брандта подпольщики расстреляли уже в декабре сорок первого. Пришли ночью на квартиру, зачитали приговор — и шлепнули. Прямо в постели…

На эти слова Минай Филиппович Шмырев отреагировал усмешкой, отчего шевельнулась его треугольная щеточка усов.

— Эта смелая акция, — продолжал Яковлев, — произвела на Александра Брандта ошеломляющее действие. Он скис и захандрил. К газете заметно охладел. По свидетельству наборщиков, брал ее в руки с отвращением. Бельмом на глазу самолюбивого Брандта были чиновники из отдела культуры городской управы, совавшие носы в каждую заметку. Даже с ними перестал ссориться…

Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы не бургомистр Родько. Он сумел сыграть на корыстолюбии Александра Львовича, вдохнул в его тряпичную душу веру в великое будущее послебольшевистской России. Обнадеженный возможностью нового взлета, Брандт воспрял. Правда, чаще стал заглядывать в рюмку, но административную прыть проявлял удивительную. Всех пишущих с оглядкой — из редакции вышиб, откопал где-то малограмотных, но покорных подлецов, газете дал название «Новый путь», увеличил ее периодичность до двух раз в неделю…

Высокая и очень серьезная девица в звании старшины и солдат с рыжими усами принесли на дощечках бутерброды, стаканы и огромный кувшин, который отдавал крепчайшим душистым чаем. От чая, конечно, никто не отказался. Постеснялся лишь оперуполномоченный Николай Орлов. Но Яковлев поухаживал за ним: едва не силой освободил его руки от папки, подал стакан с бутербродом поверху.

Припивая чай, Константин Егорович продолжал повествование о Брандте. Он снова подчеркнул, что дрожь в коленях, ясно обозначившаяся у Александра Львовича после дерзкой казни отца, постепенно утихла, его журналистская деятельность стала более размашистой и бесстыдно изобретательной. От имени парней и девчонок, насильно вывезенных в Германию, Брандт фабриковал письма о вольготной жизни «наемных рабочих» в неметчине.

При этих словах сидевший с папкой на коленях Орлов извлек из нее номер «Нового пути». Газета пошла по рукам. Образовалась пауза. Кто-то хмыкнул, кто-то ядрено выругался. Начальник разведотдела Ванюшин, обращаясь к Шмыреву, спросил:

— Минай Филиппович, не могли, что ли, и его — вслед за папой?

Шмырев кивнул в сторону Яковлева и Орлова, сказал шутливо:

— Вось гэтим товарищам берегли.

Константин Яковлевич не отреагировал и начал пояснять, как зловоние от газетки стало проникать далеко за городскую черту и отравлять легковерных. Когда через Суражские ворота тысячи людей призывного возраста уходили с оккупированной территории для пополнения рядов Красной Армии, эти, заглотавшие газетную приманку, доверчиво несли на биржу труда заявления с просьбой отправить в Германию…

Краткое жизнеописание изменника, излагаемое Яковлевым, было составлено сотрудниками армейской контрразведки на основании сведений, полученных от партизан и подпольщиков Витебска. Но кроме перечисленных фактов было у Константина Егоровича и нечто другое.

— Я внимательно проанализировал материалы, добытые за последние три месяца, — рассказывал он. — Во всем, что касается довоенной деятельности Брандта, не обнаруживается и намека на его враждебность к власти, которая…

— …которая вспоила, вскормила, дала образование! — взорвался секретарь обкома Иван Андреевич Стулов, носивший теперь, как член военного совета армии, звание полковника.

Старший лейтенант Орлов уже давно поглядывал на этого широколицего с красивым извивом губ и орлиным обликом человека. Такие люди, думалось ему, должны обязательно в генералах ходить, а не сидеть в кабинетах, пусть и в обкомовских.

Вспоила, вскормила… Именно это хотел сказать майор Яковлев и добавить еще, что высокий, узкоплечий, чуть сутулящийся интеллигент за пять лет работы в витебской школе показал себя толковым педагогом, увлеченным организатором художественной самодеятельности. Без ума были от Александра Львовича мальчишки и девчонки, посещавшие литературный кружок, который он вел при Доме пионеров.

Стулов, обращаясь к Слипченко, сурово спросил:

— Так что же вы решили с этим Брандтом?

Но ответа явно ждал не от него — от Яковлева. И тот незамедлительно отозвался:

— Пойду в Витебск, встречусь с ним… Заиметь своего человека в лице редактора фашистской газеты…

Он замолчал под настороженно ожидающими взглядами.

Командир партизанской бригады Минай Филиппович Шмырев пристукнул стаканом, сказал громко:

— Мало верится! Но… Мы с Константином Егоровичем вроде бы все взважили. За и против. Не пойдет на контакт — хрен з ним. Ликвидируем.

Надо отдать должное молодому полковнику Слипченко: свой оперсостав он изучил досконально. Знал, кто и что стоит. Был в курсе работы Яковлева в Екатеринбурге и Туркестане, ценил его работу и здесь. Сложилось искреннее и уважительное мнение. Только такому и можно было доверить дело Брандта. Не сразу, правда, решился. Нет, не из-за каких-то сомнений в отношении деловых качеств Яковлева. Другое удерживало — нехватка людей. Не просто сотрудников особого отдела (штат укомплектован), а опытных контрразведчиков — профессионалов.

Обстановка в тылах армии была не из лучших. Захламленность освобожденной от врага территории еще велика: до сих пор слоняются по лесам шайки растрепанных карательных формирований; скрываются полицаи, чиновники волостных управ и другие прислужники оккупантов; далеко не вся еще раскрыта засаженная в подполье вражеская агентура; забрасываются и новые шпионско-диверсионные группы. Все особисты армии перегружены работой.

Член военного совета армии Иван Андреевич Стулов тоже знал обстановку в тылу, как и начальник особого отдела, он никогда не переставал думать о ней, интересоваться ходом очистительных работ.

Стулов дожевал бутерброд, запил остывшим чаем и, отодвинув стакан, спросил Яковлева:

— Константин Егорович, а не кажется вам, что гораздо целесообразнее все силы переключить на работу здесь, в собственном тылу? Может, и вам за нее взяться? Плюнуть на Брандта, все равно никуда не денется, — и взяться.

Константин Егорович недоуменно покосился на полковника Слипченко. Тот глазами показал: «Отвечай», и Константин Егорович не очень-то вежливо внес ясность:

— Я не отключался ни от той, ни от этой работы. Что касается каналов, по которым уходит к немцам развединформация, то перекрытие этих каналов зависит от усилий не только здесь. Взятая нами группа «паршей» с коротковолновой приемо-передаточной станцией — это выкормыши Полоцкой диверсионно-разведывательной школы абвера. По данным подполья такие заведения есть в Витебске, Городке, Богушевске. В Витебске два или три. Есть основания думать, что сюда просунул лапу небезызвестный «Цеппелин». Во всяком случае, в Минске «унтерцеппелины» уже установлены. Брандт, между прочим, выезжал с лекциями в две школы — в Полоцк и Богушевск. Он на короткой ноге с бургомистром, кутит в компании адъютанта генерала Фрея, а Фрей командует двести первой охранной дивизией…