Юрий Корнилов - Горячее сердце

Он догадывался, что Доменов спешит не на свидание с женщиной — не то настроение. Но кто его ждал?..

Соколов не мог знать, что Доменов спешит на Большую Калужскую, к своему родственнику — за почтой из-за рубежа.

Соколов направился в гостиницу. Одному идти в ресторан не хотелось.

Москва еще просыпалась. Северный ветер будил деревья. Они зябко поеживались, встряхивались, пытались отмахнуться or надоедливого ветра. И оттого на землю осыпались листья.

Невыспавшиеся, неулыбчивые дворники недовольно поглядывали на дрожащие ветки: едва успеешь смести ржавчину сентября, как тротуар и мостовая снова покрывались желтыми пятнами.

Над крышами светлело. Последняя стайка облаков улетела на юг. День обещал, несмотря на холодный ветер, порадовать солнечной погожестью.

Раньше бы Доменов обязательно полюбовался медленным кружением листопада. Но сегодня он ничего не замечал. Он торопился, почти бежал, давило сердце, он задыхался. Он проклинал тот день и час, когда связался с Пальчинским, неуравновешенным, самовлюбленным «верховодом». Доменов забыл, что еще вчера он восторгался Пальчинским. Он костерил «Клуб горных деятелей», все эти сливки дореволюционной горной инженерии. А ведь он считал, это престижно — бросить: «Я был в «Клубе горных деятелей»!»

«Идиот, идиот, — ругал себя Доменов, — как я мог забыть слова: «Если встанешь на пути у народа, он сомнет, сметет с дороги». Ах, бедный батюшка, ты был все-таки прав! А мы встали на пути у народа! Встали! Зачем? Советская власть отняла богатство, но не отнимала жизни. А он, идиот, нырнул в глубины контрреволюции! Это давало временное ощущение силы, борьбы, возможности оправдаться перед самим собой, что теперь он не трус! Что он не предал Марию, просто их пути разошлись, они стали идейными врагами! Так что же ты ноешь, что тебя сомнет народ? Ты враг, а врагов уничтожают!.. Ох, какой сумбур в голове! Это же бред! Надо взять себя в руки».

Но успокоиться Доменов не мог и опять ругал себя последними словами: «Близорукий дурак, недальновидный болван! Как же ты мог поверить Пальчинскому, что нас никогда не раскроют при строгой конспирации!»

Ему вспомнилось первое заседание «Клуба горных деятелей»… Зимой… Шел снег… Было скользко… Декабрь двадцать третьего или январь двадцать четвертого? Разве это важно? Он пришел на Кропоткинскую, 16… Заседание открывал Пальчинский. Он убежденно витийствовал:

— ВСНХ не в состоянии восстановить промышленность на непрерывно обесценивающиеся дензнаки. Введенный червонец едва ли будет устойчив, он не имеет металлического обеспечения и обеспечения активным балансом внешней торговли… Только частный капитал, главным образом концессионный, сумеет быстро восстановить горную промышленность и вообще всю промышленность! А частный капитал расшатает Советскую власть, ее экономику, приведет к реставрации нашей России. Мы призваны помочь этому. Нам скажет спасибо многострадальный русский народ. Мы оставим Федерацию Советских республик, но без диктатуры пролетариата и ВКП(б). В Советы войдут все сословия, в том числе — промышленники. Руководить государством будем мы, техническая интеллигенция.

И далее Пальчинский наставлял:

— Никакого открытого вредительства. Это опасно. Мы должны задерживать хозяйственное строительство… Как задерживать? Первое. Скверным выполнением обязанностей работников хозорганов. Второе, поощрением неудачных мероприятий власти.

Пальчинскому не хватало пальцев, столько было пунктов в его программе.

Доменов держался за сердце: «Надо бы пойти к Пальчинскому? Надо бы, но этот златоуст родился в рубашке. Он выходил из всех переделок и передряг невредимым, как гусь сухим из воды».

Доменов корил себя: «Ах, дурачина, простофиля, тебе же известно, что Пальчинский, узнав о провале, отопрется от своих единомышленников, поступит подобно генералу, который при поражении оставляет солдат на позиции, а сам садится в автомобиль и уезжает в тыл!»

Доменов сейчас ненавидел Пальчинского. «Нет, надо бежать к Чарину — этому самовлюбленному глухарю!»

Доменов ворвался к Чарину:

— Что ты наделал? Что ты натворил?!

Чарин потряс головой, пытаясь отогнать сон и понять Доменова:

— А что я наделал? Ты, как всегда, паникуешь! Скажи наконец, Вячеслав, что произошло?

— Ты… — задохнулся Доменов от негодования, — ты… ты… привел к нам в организацию чекиста. Осознаешь ты, остолоп ты этакий, че-ки-ста! Он теперь все знает о нас, все! Мы пропали!

— Ах, как ты груб, Вячеслав, как ты груб! — попытался пошутить Чарин, но остатки сна сменились в его глазах тревогой: — Какого чекиста?

— Соколова!

— Не может быть, я же его проверял.

— Вчера я получил письмо от Дюлонга. Он наконец-то с запозданием ответил на запрос о Соколове.

— Значит, ты мне не доверяешь? — протянул Чарин.

— И правильно делаю, как выяснилось! Тебя провели, как мальчишку сопливого! И не только тебя… — смягчился Доменов. — Дюлонг выяснил, что у Дюпарка был ученик по фамилии Соколов, бывший офицер. Учился у Дюпарка вместе с Дидковским, окончившим кадетский корпус, походившим в эсерах, а теперь видным большевиком. Ну, у нас работает заместителем председателя Уралплана, а до этого — ректором госуниверснтета был, который сам и основал. Дидковского и привез перед войной Дюпарк на Урал в качестве своего помощника. Дидковского, а Соколов остался за границей.

— Так что ты паникуешь, это и есть наш Соколов.

— Да нет, Дюлонг подключил всех, кого только мог, поэтому долго и не отвечал. И разыскал след того, настоящего Соколова. В Америку он уехал. Да там и умер год назад. Родственники из России приезжали на похороны. Так что не сомневайся. А наш Соколов — чекист!

— Но я же проверял: был Соколов у Антонова, — не сдавался Чарин, — был в контрразведке. Верный человек сообщил, который вместе с Соколовым у Антонова…

Доменов не дал договорить Чарину:

— Не удивляюсь, что Соколов действительно был у Антонова. Но, может, как и у нас — по заданию ЧК. Или еще один Соколов. Мало ли Соколовых на свете, побольше, чем Чариных, — тысячи, сотни тысяч!.. Так же, как Ивановых, Петровых, Сидоровых! А чекисты — не простаки. Они все выверяют в биографии, чтобы комар носа не подточил! Чекист наш Соколов, чекист! Это гибель…

Доменов вытер пот со лба, растер грудь, руки его дрожали:

— Виновен ты, Чарин, ты! Ты!

— Подожди, Вячеслав, не тыкай! Не теряй головы! Как же тогда с Еремеевым? Не мог же чекист убить инженера по заданию контрреволюционной организации. Ты же сам убеждал меня, что Соколов ликвидировал Еремеева, — хватался за соломинку Чарин.

— А мы видели труп Еремеева? Ходит наш Еремеев живым-здоровым где-нибудь в Ташкенте, Ставрополе или Мурманске и посмеивается, как провел нас. И Еремеев чекист, чекист!