Николай Балашов - Сергей Фудель

. Подобных признаний читателей С. И. Фуделя и людей, повстречавших его на жизненном пути, можно привести немало [3] См., например, свидетельства лично знавших С. И. Фуделя: Мень А., прот. О времени и о себе // Путь. 1993. № 4; Встречи в пути (Рассказывает библиотекарь Валаамского монастыря о. Владимир Цветков) // Вера — Эском: Христианская газета Севера России. 1999. № 358. . В годы изгнания и одиночества «человеческий голос» Фуделя, звучащий в книге «У стен Церкви», стал незримым собеседником — «и собеседником очень родным» семьи Солженицыных. Многие годы спустя Н. Д. Солженицына вспоминала: «Слова его воспринимались<���…>как камертон, по которому можно было выверять само направление мыслей. Для нас он олицетворял связь с церковной культурой высокого духа» [4] [Интервью Н. Д. Солженицыной] // Российская газета. 2005. 25 апр. .

Тихий голос человека, убежденного, что «“учить” людей нельзя, их надо кормить, физически или душевно» [5] Письмо С. И. Фуделя Н. С. Фуделю от 23 октября 1962 г. // Фудель С. И. Собрание сочинений: В 3 т. / Сост., подгот. текстов, коммент. прот. Н. В. Балашова, Л. И. Сараскиной. М.: Русский путь, 2001. Т. 1. С. 471. (Далее: СС с указанием томов римскими цифрами и страниц — арабскими (Т. 2. М., 2003; Т. 3. М., 2005).) , питал хлебом жизни в пору духовного голода России. На похороны друга, исповедника веры и, конечно, все же учителя приехало из Москвы множество христиан, большей частью молодых, и многие из них не знали друг друга в лицо. С годами же незримое сообщество друзей и учеников Фуделя разрослось, включив и тех, кто никогда не был знаком с ним лично, как и авторы этой книги.

Близкий к Фуделю в последние годы его жизни Владимир Воробьев, ныне видный московский протоиерей и ректор Свято — Тихоновского гуманитарного университета, вспоминает испытанное им ощущение, что «Сергей Иосифович знает нечто сокровенное, что невозможно рассказать, может быть, даже выразить словами». Хотя в каждом его слове присутствовала особая глубина, каждым из них он умел сказать поразительно много.

Отец Владимир так нарисовал его словесный портрет: «Некоторая печать неизбывной грусти, неотмирности, несовместимости с окружающим миром, печальная улыбка, мгновенный, насквозь видящий взгляд, тихая, неторопливая, ненавязчивая речь, готовность слушать или молчать и молиться» [6] Воробьев В., прот. Предисловие // СС. I, 8–9. .

Впрочем, дети знали Сергея Иосифовича «веселым и всегда радующимся человеком», который часто смеялся. Видно, бывал он разным. Однако, как вспоминает дочь, «всякие лица видела я у него, но никогда не видела в лице его страха или злобы. 11 икогда» [7] М. С. Желновакова. [Неизданные воспоминания об отце.] Архив авторов. . И еще одно свидетельство близкого к семье человека хочется привести: «В разговорах у Фуделей никогда не проскакивало слово осуждения в чей бы то ни было адрес» [8] ТоропинаЗ. А. Устные воспоминания. Цит. по: Брагар А., свящ. Покров кий период жизни семьи Фуделей // Чтения памяти С. И. Фуделя: К 30–ле ию со дня кончины. Владимир: Изд. отдел Владимирской епархии, 2008. С. 31. .

Друг передавал духовный облик С. И. Фуделя такими словами: «Ясный и тихий. Быть на молитве рядом с ним — радость, о которой невозможно забыть и трудно рассказать.<���…>С. И. любовью не только отогревал свое сердце, но и сердца многих других людей» [9] Бурдеев А. Светлой памяти Сергея Иосифовича Фуделя // Вестник Русского христианского движения. Париж, 1977. № 121. С. 314. .0 том же вспоминал его сын, филолог и писатель Николай Фудель: «Он часто приезжал ко мне, в Москву, привозя с собой тепло и веру<���…>Отец для меня — это осуществленная молитва к Богу об умножении любви» [10] Н. С. Фудель. Выступление на вечере памяти С. И. Фуделя в Библиотеке — фонде «Русское Зарубежье» (Москва, 14 января 2000 г.). .

В сегодняшней России «свобода С. И. Фуделя, оплаченная ценой жизненной трагедии, достоинство и скромность — звучат как тихое, но твердое напоминание о пути к стенам подлинной Церкви» [11] Кучерская М. Языками ангельскими и человеческими // Русский журнал (сетевое изд.). 2000.28 апр.< www.russ.ru/ist_sovr/20000428_kycher.html >. . Церкви, где исчезает одиночество, где побеждаются злоба и страх.

Его книги пришли к нам из той подспудной эпохи, о которой он говорил: «В наше время видимая жизнь Церкви полна темноты и бессилия», — но принесли с собой свидетельство света и силы. Его упование устремлено было не к реставрации былого благолепия храмов и влияния Церкви среди власть имущих, а к явлению духоносной, эсхатологической свободы первохристианства. Он, так любивший Оптину и Зосимову пустыни времен его детства и юности, думал не о восстановлении их стен, а о путях устроения монастыря в миру, о хранении непрестанной памяти Божией в сутолоке будней, и этой теме посвящал многие страницы своих писаний. Незадолго до смерти он записал: «Конец христианства на земле соединится с его началом» [12] Фудель С.И. Записи об апостольских посланиях // СС. II, 391 , — то есть озарится огнями Пятидесятницы.

Это время еще не настало, и книги Сергея Фуделя не устарели. Церковь Агнца еще пребывает в странствии, святые еще устремлены к небесному Граду. А перед нами простирается столь близкий сердцу Фуделя образ дороги. Дороги, которую он называл путем Отцов. Не сбиться с этого пути многим помогут оставленные им труды, принадлежащие, несомненно, к лучшим страницам русской духовной литературы XX века.

Обширное литературное наследие С. И. Фуделя долгое время существовало как часть огромного советского самиздата. Сочинения С. И. Фуделя на богословские и церковные темы, книги о Достоевском, Флоренском и славянофилах были созданы большей частью в 60–е и 70–е годы XX века (начал он писать в 1955–м), но, как и его «Воспоминания» и письма, не имели никаких шансов на публикацию в СССР ни при жизни автора, ни еще долго после его кончины. К счастью, друзья и почитатели Фуделя приложили немало усилий, чтобы и при жизни Сергея Иосифовича его работы имели распространение хотя бы в близких церковных и околоцерковных кругах. В течение многих лет его сочинения тайно перепечатывались в десятках экземпляров и передавались из рук в руки, из дома в дом, от человека к человеку, приобщая читателей к выстраданному автором опыту познания Церкви, а также к практически недоступным в ту пору сокровищам русской духовной и философской традиции.

С. И. Фудель не имел возможности тщательно готовить свои рукописи к печати. Его произведения расходились в самиздате во множестве машинописных копий, и даже те тексты, которые просматривались автором, не были последовательно выверены: в них нередко вносились изменения, опечатки исправлялись лишь частично. Рукописи (как правило, это были школьные тетради, куда с разрозненных черновых листков он переписывал набело свои работы) стараниями помощников и друзей попадали к машинисткам самиздата, и те перепечатывали текст в максимально возможном количестве экземпляров на самой тонкой бумаге (она позволяла делать до десяти копий при каждой перепечатке — правда, последние были едва читаемыми). Копии свободно «ходили» в самиздате, читались, обсуждались, цитировались (иногда анонимно) и при случае переправлялись на Запад, где тексты становились уже «тамиздатом».

Читать дальше