Феликс Кандель - Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 6] (1945 – 1970 гг.)

Мать Баруха – Дора Кустанович-Подольская, школьный учитель русского языка и литературы, писала статьи на идиш и русском языке и передавала их израильским дипломатам. Темы статей – "Жизнь евреев в Советском Союзе", "Ответ на антиизраильские статьи в советской прессе", "Довольно нас обманывать" и другие. Одну из статей предварял эпиграф из стихотворения на идиш поэта И. Харика: "Выслушайте нас, и пусть нам станет легче…"

Вскоре Барух Подольский начал учить иврит; вместе с ним приходила на уроки и Тина Бродецкая. Их учителя, Григория Зильбермана, арестовали еще в 1930-е годы за обучение детей ивриту, после войны осудили повторно на 10 лет, освободили по состоянию здоровья, и он снова начал преподавать.

Связи с сотрудниками израильского посольства продолжались; они встречались в синагоге, на концертах еврейской песни, даже на катке в Парке культуры, получали книги, словари, самоучители иврита, газеты и журналы. За месяц до ареста Д. Кустанович-Подольская написала в статье: ""Надо уезжать в Израиль… Пусть трудности, пусть опасность, но есть за что бороться, для кого строить, а если суждено, есть за что погибнуть…" – "Было ясно, что за это придется расплачиваться. Правда, я думала, что арестуют только меня".

Их выследили, установили подслушивающие устройства, в апреле 1958 года арестовали и предъявили обвинение – "участие в антисоветской организации", "антисоветская агитация и пропаганда с использованием национальных предрассудков". Б. Подольский: "На мой вопрос, кого мы агитировали, если все были единомышленниками, последовал ответ: когда ты разговаривал со своей матерью, она агитировала тебя, а ты ее".

Т. Бродецкая: "Я провела десять месяцев в одиночке. Десять месяцев допрашивали только по ночам. Десять месяцев не давали спать. Когда следствие закончилось, мы прочитали наше дело, и я увидела, что все вели себя достойно…"

Дело передали на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР – несмотря на то, что все арестованные были гражданскими лицами. Их обвинили в измене родине, и были на то "веские" причины: сразу после войны Д. Кустанович-Подольская преподавала в техникуме при авиационном заводе, и могла – по мнению следователей – передать иностранной разведке сведения о существовании этого завода. Кроме того, племянник Подольских служил в армии, и они могли сообщить израильским дипломатам, где находится его воинская часть.

Это был закрытый судебный процесс на территории Лефортовской тюрьмы. Дору Кустанович-Подольскую и ее мужа Семена Подольского, учителя истории, осудили на 7 лет лагерей каждого. Барух Подольский, их сын, получил 5 лет лагерей, Тина Бродецкая – 3 года, Евсей Дробовский, отчим Тины – 1,5 года, престарелый Григорий Зильберман, преподаватель иврита – 1 год. В Днепропетровске был осужден на 3 года Иосиф Камень, которому Подольские посылали газеты и книги.

Суд снял обвинение в измене родины, однако после вынесения приговора в газете "Красная звезда" опубликовали статью "Тетушка Дора действует": живописный рассказ о том, как она, "бренча золотыми кольцами, приходила в церковь и какому-то иностранцу шептала номер части, в которой служил ее племянник".

Тина Бродецкая:

"Я ехала месяц в вагоне для заключенных по пересыльным тюрьмам. Это страшные тюрьмы. В общей камере с убийцами, с извращенцами. Вплоть до Мариинска, куда меня привезли. Кемеровская область, Мариинские лагеря…

Копала котлован. Работала на лесоповале. На шпалорезке. На скотном дворе. В жару на сенокосе. В морозы открывала силосные ямы. Кайлила. Кирковала. Грузила по 16–20 возов дров и вагонетки по 500 килограммов.

На сенокосе были змеи, при рубке леса – рыси; однажды встретила волка, но он был лучше людей, он был сыт…"

Мордехай Штейн: "Из всех сионистов, с которыми судьба свела меня в Мордовии, Семен Подольский был самый умный, образованный и приятный человек… С большим удовольствием мы разговаривали на иврите… много говорили об Октябрьской революции и участии в ней евреев. "Пусть лучше занимаются науками, чем революциями", – сказал он".

В лагере С. Подольский тайно составлял для сына иврит-русский словарь, и тот заговорил там на иврите. В 1967 году Б. Подольского вновь осудили на 2 года – за отказ свидетельствовать против своих товарищей.

4

Н. Мандельштам (из "Второй книги"):

"Ахматова не переставала удивляться тому, как воскресают затоптанные и, как некогда казалось, уничтоженные стихи. Она говорила: "Мы не знали, что стихи такие живучие"…

Вокруг одних имен был заговор молчания, другие имена поносились в печати и в постановлениях, и уже казалось, что никто никогда не прорвется сквозь толщу самого настоящего забвения, как вдруг всё изменилось и заработал "самиздат".

Кто пустил его в ход, неизвестно, как он работает, понять нельзя, но он есть, существует и учитывает реальный читательский спрос…"

Понятие "самиздат" вошло в обиход в 1960-х годах, однако неподцензурное распространение книг и статей, оригинальных и переводных, началось в СССР в первые послевоенные годы. Это были литературные, публицистические, информационные материалы, распечатанные на пишущей машинке, переписанные от руки, отпечатанные на фотобумаге, которые переходили от одного читателя к другому.

Карательные органы выслеживали подпольных изготовителей и распространителей "самиздата", отправляли в лагеря на долгие сроки, но это явление существовало десятилетиями, оказывая огромное воздействие на интеллигенцию, удовлетворяя хоть в какой-то мере ее духовные запросы, не согласованные с официальной идеологией.

В 1949 году стихи математика А. Есенина-Вольпина, попавшие в "самиздат", признали антисоветскими, и его отправили в психиатрическую больницу на принудительное лечение (Есенин-Вольпин – сын поэта С. Есенина и еврейки Н. Вольпиной).

Начало еврейского "самиздата" можно отнести к предвоенному времени, когда религиозные евреи составляли рукописные календари на очередной год, чтобы знать даты начала месяцев по еврейскому летосчислению – Тишрей, Хешван, Кислев и другие, а также наступление праздничных дней – Рош га-Шана, Йом Кипур, Суккот, Ханука, Пурим, Песах, Шавуот.

Первым еврейским "самиздатом" в послевоенные годы стала, очевидно, поэма поэтессы М. Алигер "Твоя победа". Цензура усмотрела в поэме "целый ряд серьезных политических ошибок", а потому она увидела свет с сокращениями. Ее напечатали в 1945 году в журнале "Знамя", и были в поэме такие строки:

Танками раздавленные дети,

Этикетка "юде", кличка жид,

Нас уже почти что нет на свете,

Нас уже ничто не оживит…

Алигер познакомила друзей с полным текстом поэмы, и после этого началась ее подпольная жизнь. Поэму "Твоя победа" и многочисленные отклики на нее распространяли по всей стране; неизвестные люди дописывали свои строки; особое возражение у читателей вызывал разговор поэтессы с матерью, когда на ее слова: "Мы евреи. Как ты смела это позабыть?" – Алигер отвечала: