Джавахарлал Неру - Открытие Индии

К 3 веку н. э. относят написание трактата о театральном искусстве «Натья-шастра», опиравшегося, очевидно, на более ранние произведения по этому вопросу. Такая книга могла быть написана лишь в эпоху развитого драматического искусства, когда публичные представления стали обычным явлением. Ей должны были предшествовать значительная литература и долгие века постепенного развития. Недавно в Рамгархских холмах в Чота-Нагпуре был раскопан древний театр, относящийся ко 2 веку до н. э. Показательно, что он очень похож на театры, общее описание которых содержится в «Натья-шастре».

Сейчас считается, что драма на санскритском языке окончательно сложилась в 3 веке до н. э., хотя некоторые ученые относят это к 5 веку. В дошедших до нас драмах часто упоминаются более древние авторы и их драмы, которые до сих пор не найдены. Одним из таких авторов утерянных произведений был Бхаса, которого высоко ценили многие последующие драматурги. В начале этого века было обнаружено собрание тринадцати его драм. Вероятно, самыми древними из обнаруженных до сих пор драм на санскритском языке являются драмы Ашвагхоши, который жил накануне или в начале нашей эры. Это, в сущности, лишь фрагменты рукописей на пальмовых листьях, и, как это ни странно, они были найдены в Турфане, на краю пустыни Гоби. Ашвагхоша был благочестивым буддистом. Он является также автором жизнеописания Будды «Буддачарита», которое было хорошо известно и долгое время пользовалось популярностью в Индии, Китае и Тибете. Сделанный тогда перевод на китайский язык был выполнен индийским ученым.

Эти открытия дают новое освещение истории древнеиндийской драмы, и вполне возможно, что дальнейшие открытия и находки прольют новый свет на это замечательное явление в области индийской культуры. Ибо, как писал в своей книге «Le theatre Indien» Сильвен Леви: «Le theatre est la plus haute expression de la civilisation qui l’enfante. Qu’il traduisc ou qu’il interprete la vie reelle, il est tenu de la resumer sous une forme frappante, degagee des accessoires insignifiants, gene-ralisee dans un symbole. L’originalite de 1’Inde s’est exprimec toute entiere dans son art dramatique; elle у a combine et condense ses dogmes, ses doctrines, ses institutions...» 26 26 «Имя Калидасы доминирует в индийской поэзии и блестяще резюмирует ее. Драма, санскритский эпос, элегия по сей день говорят о силе и гибкости этого могучего гения. Он единственный из учеников Сарасвати [богини наук и искусств], который имел счастье создать подлинно классический шедевр, в котором Индия любуется своим отражением, а человечество узнает себя. Гром рукоплесканий, приветствовавших рождение «Шакунталы» в Удджайини, прокатился после долгих веков с одного конца мира до другого, когда Уильям Джонс открыл эту драму Западу. Калидаса по праву занял место в той блестящей плеяде, где каждое имя воплощает целый период в развитии человеческого духа. Ряд этих имен составляют историю, или, вернее, они и есть сама история».

Впервые Европа познакомилась с древнеиндийской драмой по изданному в 1789 году переводу пьесы Калидасы «Шакунтала», выполненному сэром Уильямом Джонсом. Это открытие вызвало нечто вроде смятения среди европейской интеллигенции, и книга выдержала несколько изданий. Переводы «Шакун-талы» (сделанные с перевода сэра Уильяма Джонса) появились также на немецком, французском, датском и итальянском языках. «Шакунтала» произвела огромное впечатление на Гете, и он очень высоко оценил ее. Говорят, что мысль написать пролог к «Фаусту» была подсказана Гете прологом Калидасы, отвечавшим традициям санскритской драмы 27 27 У части индийских авторов наблюдается тенденция (которой не избежал отчасти и я) приводить выдержки и цитаты из произведений европейских ученых, восхваляющих древнеиндийскую литературу и философию. Было бы столь же легко и даже много легче привести другие выдержки, и которых высказывается прямо противоположная точка зрения. Ознакомление европейских ученых в 18 и 19 веках с индийским мышлением п философией вызвало бурю восторгов и энтузиазма. Казалось, что они удовлетворяют некой потребпости в чем-то таком, что европейская культура была не в состоянии сделать. Затем наступила отрицательная реакция, и возникли критика и скептицизм. Это было вызвано ощущением, что философия бесформенна и расплывчата, и, кроме того, также антипатией к замкнутой кастовой структуре индийского общества. Обе эти реакции, и положительная и отрицательная, основывались на весьма несовершенном знании древнеиндийской литературы. Сам Гете склонялся то к одному, то к другому мнению и, признавая колоссальное воздействие индийского мышления на западную цивилизацию, отказывался в то же время поддаться его далеко идущему влиянию. Этот двойственный и противоречивый подход весьма типичен для отношения европейцев к Индии. В последние годы великий европеец и типичный представитель лучшего, что создано европейской культурой, Ромен Роллап взглянул на истоки индийского мышления с более синтетической и весьма дружественной точки зрения. Для него .

Калидаса признан величайшим поэтом и драматургом в санскритской литературе. «Le nom de Kalidasa,— говорит профессор Сильвен Леви,— domine la poesis indienne et la resume brillamment. Le drame, l’epopee savante, 1’elegie attestent aujourd’hui encore la puissance et la souplesse de ce magnilique genie; seul entre les disciples de Sarasvati il a eu le bonheur de produire un chef d’oeuvre vrEiment classique, ou l’lnde s’admire et ой I’humanite se reconnait. Les applaudissements qui saluerent la naissance de Cakuntala a Ujjayini ont apres de long siecles eclate d’un bout du monde a Г autre, quand William Jones l’eut revele a l’Occident. Kalidasa a marque sa place dans cette pleiade etincelante ou chaque nom resume une periode de 1’esprit humain. La serie de ces noms forme l’histoire, ou plutot elle est l’histoire тёте» \

Перу Калидасы принадлежит ряд других пьес и несколько длинных поэм. Даты его жизни неизвестны, но вполне вероятно, что он жил в Удджайини в конце 4 века н. э., в царствование Чандрагупты II Викрамадитьи из династии Гуптов. Предание гласит, что он был одной из девяти жемчужин двора, и нет никакого сомнения в том, что еще при жизни гений его был оценен, и он получил полное признание. Калидаса принадлежал к числу тех баловней судьбы, с которыми жизнь обходится, как с любимыми сыновьями, и которым ее красота и нежность знакомы лучше, нежели ее острые шипы и шероховатые края. Его произведения говорят о его любви к жизни и преклонении перед красотой природы.

Одна из больших поэм Калидасы называется «Мегхадута», то есть; «Облако-вестник». Герой поэмы, попавший в плен и разлученный со своей возлюбленной, просит облако в дождливое время года передать любимой, как он томится по ней. Замечательную дань этой поэме и самому Калидасе отдал американский ученый Райдер. Касаясь двух частей этой поэмы, он заявляет; «Первая половина содержит описание природы, тесно переплетенное с описанием человеческих чувств. Вторая половина рисует душу человека, но на фоне красот природы. Эта вещь написана столь изысканно, что нельзя сказать, какая половина лучше. Одни из тех, кто читал эту совершенную поэму в оригинале, отдают предпочтение первой, другие — второй части. Калидаса в 5 веке понимал то, что Европа поняла только в 19, да и сейчас понимает еще ограниченно, а именно: мир не создан для человека, и человек лишь тогда встает во весь свой рост, когда сознает достоинство и ценность жизни, не принадлежащей человеку. То, что Калидаса постиг эту истину, делает честь его интеллектуальной силе, качеству, столь же необходимому для большой поэзии, как и совершенство формы. Поэтический дар не является редкостью; острый ум также не такое уж необычное явление, но сочетание того и другого встречалось, быть может, не больше десяти раз с сотворения мира. Обладание этим гармоничным сочетанием ставит Калидасу в один ряд не с Анакреоном, Горацием и Шелли, а с Софоклом, Вергилием и Мильтоном».