Ольга Кучкина - Мальчики + девочки =

«Мамаша» засмеялась. Она была старше него, но всего лет на десять-двенадцать, для названного родства мало. Дуда отлично все усек. Но хотел вызвать доверие и вызвал. Скрытым юмором и открытым, без утайки, взглядом. Даром что молод, приемы в обращении изучил на практике и пользовался.

Брат приехал, она уехала. Выдала байковое одеяло, пару подушек, показала, где спать, где взять кастрюлю, сковороду и чашки, если понадобятся, помахала рукой: гуд бай.

Они ответили тем же. Дуда – пшеница, брат – рожь. То есть черный, как черный хлеб. Совсем не похожи. Но ведь двоюродные. Зато ей понравилось, что не пьющие. Дуда сразу заявил, а она поверила. Дуда встречал разные породы людей, и доверчивых, и недоверчивых, и имел подходы к тем и другим. Ясно, что первые забирают меньше сил. Зато, как в спорте, тем дороже выигрыш, чем труднее задачка. Обломать недоверчивых входило в кайф, и не жаль потратиться. Эта симпатичная, с ней будет нетрудно.

Едва она закрыла за собой дверь, братья прыгнули на тахту, сунули под головы подушки и растянулись. Кому ближе, достал со стола пульт и врубил телек. Они даже загоготали от удовольствия: еще пять недель в роскошной, богатой Москве, откуда, приуныв, собирались рвать когти, давно покончив со старой работой и не найдя новой, пока случайно не подвернулась эта. На рынке ремонтного труда в столице переизбыток рабочих рук. Можно считать, повезло.

Они просмотрели по телевизору все, что показали: новости, где, как всегда, палили и стреляли, знакомое дело, какой-то сериал про леди-бомжа, обмениваясь матюжками, когда особо забирало или, наоборот, тормозилось, и какое-то шоу с приставкой ток, не усекли, почему вальяжные дядьки в галстуках пылали азартом, шумели один на другого, хотя о чем шумели, ну нисколечки не захватывало, зато, под конец, здорово, до перехваченного дыхания, захватило кинцо с голыми сиськами крашеных любовниц и такими же задницами любовников, как они дышали, и стонали, и вертелись друг на дружке, потные, словно лошади. Братья ржали, пихались в бок, не в первый раз видя порнушку, так что уж не действовало, как в первый, а тогда, в первый раз, сами стали красные и потные и почему-то старались не касаться друг дружки. На хуторе Славянский такого не показывали. Да там и было всего два телека с маленьким экраном, у бывшего председателя колхоза, хмурого бобыля, и бывшей бухгалтерши, бабы вредной, к обоим не подступись. Телевизор был в части, где служили братья, выгрузившись на сибирской станции Юрга, один с хутора Славянский, другой с полуострова Апшерон. Никакие братья они не были, а незнакомые сослуживцы. Но, проведя миска к миске, ружье к ружью три практически неразлучных года, стали больше, чем родня, и даже кровью, сопляки, скрепили родство. Дуда потащил апшеронца к себе на хутор, пообещав младшую сестренку в жены, так чтоб уж и по правде породниться. Сестра, однако, за это время нашла себе приезжего парнишечку, и сколько Дуда ни давал ей тумака, от любви своей не отрекалась. Сообразив, решил врезать парнишке. Может, окажется послушней. Пошли вдвоем и вдвоем завалили приезжего, как медведя. Апшеронец, с его южным нравом, увлекся и переусердствовал. Дуда больше голосом подначивал. Труп закопали в лесу. Эта серьезная кровь сплотила посильнее прежних детских игрушек. Из Славянского пришлось драпать, оставив зареванную, в догадках терявшуюся девку, как и почему бросил ее любимый. А где легче всего спрятаться? В большом городе. Самый большой – Москва. Так они очутились здесь, не иноверцы, но иностранцы, по документам чужие, а по вере и крови (опять кровь!) свои.

Просмотрев телепрограммы по месту новой работы, напились молока из пакета, в холодильнике взяли, и уснули. Проснулись в шесть и сразу за работу. Мебель в обеих комнатах сдвинули в середку, накрыли пластиком, какой добыла хозяйка, да мало оказалось, пришлось старые газеты добавлять. Когда сдвигали, платяной шкаф застрял на поднявшейся половице, крякнул, перекосился, из него вылетело граненое стекло – в осколки. Дуда выматерился с досады, брат сказал: придется искать стеклышко-то.

Без тебя знаю, огрызнулся Дуда и начал постукивать ногтем большого пальца о зубы. Была у него такая привычка, когда соображал. Точно так же постукивал, когда думал, куда спрятать труп сестриной любви.

Они содрали обои, развели купорос и принялись купоросить стены – все споро и ловко: приобрели строительный опыт, когда бескорыстно служили, а после отшлифовали, когда уж для себя начали стараться. На обед сходили купили хлеба и говяжьей тушенки, запили чаем с шоколадными конфетами, обнаруженными в кухонном шкафике. Когда возвращались из магазина «Продукты», Дуда заметил у соседнего подъезда таких же, как они, собратьев, выволакивавших на улицу древние, порядком ободранные диваны, комоды, стулья. Подошел, поинтересовался: на свалку повезете? Ответили: ни на какую не на свалку, продали богатенькому, а сами в маленькую переезжают . Дуда покрутился вокруг старья, углядел что-то и попросил: выдави вот это стекло, если спросят, скажешь, что не знаешь, где разбилось . – С какой радости я стану его выдавливать , удивился собрат и уточнил: за какие шиши? О шишах договоримся, мы в том подъезде ремонтируем, как аванс получим, сразу расплатимся , сказал Дуда и назвал номер квартиры. А, ну тогда другое дело , ответил собрат и пошел вынимать стекло. Обедали уже с ним, приставили пока к стенке. Дуда довольно посмеивался: ловкость рук и никакого мошенства. Запомнил из кинокартины.

В этот раз часов в пять прекратили работу, решив лечь пораньше и выспаться. Но опять смотрели телевизор допоздна, опять, как засосало под ложечкой, пили молоко из холодильника, чтоб не ходить на улицу, прикончив шоколадные конфеты. То ли вчерашние, то ли новые политики опять выступали в шоу, опять выкрикивали что-то, у кого-то даже слюна пенилась в углах рта, видно было, как сильно хочет перекричать противника, но ни Дуда, ни брат его не могли взять ничью сторону, потому что решительно не понимали, о чем крик, а без понятия даже и футбол глядеть неинтересно, хотя там настоящая игра, а тут так. Не так, а ток , поправил Дуда брата, взявшегося оценить увиденное в телеке. Электрический , пошутил брат, сам засмеялся своей шутке и закончил: током они шибанутые, это точно. Шибанутые, нет ли, а в люди вылезли, раз их всему миру показывают , не принял шутки Дуда и прикрикнул на брата, чтоб вернул взад, когда тот пультом без спроса переключил программу.

Так у них и пошло. Вставали рано, ложились поздно, полсуток малярили, полсуток кемарили или телек смотрели. В город не выходили, не было денег плюс нужных бумаг, мусора могли загрести в любой момент, да и зачем, когда город сам к ним ежеминутно, ежечасно и ежесуточно рад пожаловать, стоит кнопку нажать. И не один город, а целый свет. Смотри, Дуда, какой кайф , говорил брат, чего хошь, видишь, в чем хошь, участвуешь, только пальчиком пошевели, и все, и никаких усилий, новый век, новая жистянка. А зубы на полку , останавливал разгорячившегося брата Дуда. Мы ж вот не на полку, резонно отвечал брат.