Ольга Кучкина - Мальчики + девочки =

Я выпила бокал красного вина, и мозги поплыли. Ну и хорошо. Хотела написать тебе что-то умное, однако по дороге к компьютеру растеряла, не собрать.

Целую.

17 февраля

Был пятый урок – таким образом одна треть позади. Не времени, а уроков, их всего пятнадцать, а по времени вторгаются весенние каникулы. Хотя еще предстоят две публичные лекции. Ряды поредели: ушла Кэтрин Шредель, та, что приходила с большой белой шелковой розой на груди. Прислала и-мейл, что, к сожалению, на все не хватает времени, поскольку пишет диссертацию. В диссертации ли дело или в чем другом, мы не узнаем. Мне не жаль ее ухода, жаль ухода улыбавшегося Хокинса: был продвинутый мальчик. Но ему предложили грант в другом университете, и он уехал. Явилось всего девятнадцать вместо обычных двадцати пяти. В этот вечер случился баскетбол между Висконсином и Иллинойсом, а это святое, и часть студентов, конечно, предпочла его. Пахло весной, и, видимо, тянуло прогуливать. Зато Эшли Филлмер попросила разрешения привести папу и привела. Молодой, худой, подтянутый, седеющий, с загорелым лицом, тоже журналист, freelancer , работающий для NBC и CNN. Поговорили немного, после чего начался урок. Лекция была про Ельцина, со множеством сюжетов, детективными подробностями и психологией. Энергетически была на нуле, собралась кое-как и в иные моменты владела собой, хотя в иные – впадала в отключку. Слушали, между тем, хорошо, за исключением одной толстой девочки в первом ряду, которая дремала. Ну, может, ей хотелось спать: 8 вечера и весенняя слабость. В перерыв я подошла к папе и спросила, было ли ему интересно. Могла и не спрашивать. У них, американов, ничего не выведать, они любезны и вежливы сверх меры. Однако на следующий день по и-мейлу пришло приглашение от него и его дочери на чашку кофе. К сожалению, Даша поздно заглянула в офис, час был просрочен. Даша написала девочке Эшли свой номер мобильника, может, еще позвонит.

Ты написал расчудесное письмо. Перечитывала несколько раз. Однако как же ты коварен. Тебе надо было проверить свои чувства (или взбодрить их), и ты отослал меня за тридевять земель в тридесятое царство на испытания, которых можно и не выдержать. Юнне отправила письмецо – обратного ответа и привета нет как нет. Инне Руденко скажи, что я ее очень люблю и мечтаю о том времени, когда мы увидимся и всласть обо всем наговоримся. Мой роман взял паузу и помалкивает. Вместо него записала три ночных трагических стиха.

Мокрые крыши, мокрый асфальт, серенькое небо – такой грусти погоды тут мы еще не видывали.

Даша купила мне удобный оксфордский словарь 2002 года. Я его обожаю. Не знаю, что делать с толстым миллеровским словарем: распрощаться или тащить обратно. Посоветуй.

Как Чарли?

Умница, что помнил про Наташу. Она спросила меня: это ты организовала (звонок)? Я с радостью ответила: ничуть.

Юнна написала. Увы, ее текст не открывается. Попроси переслать тебе, а ты пошли мне.

Целую тебя.

20 февраля

Милый, после сегодняшнего телефонного звонка писать нечего. Пишу роман, читаю классные работы своих ребят и готовлюсь к лекции. Слава Богу, что у тебя все нормально, а то я, услышав, как ты позвал меня во сне, заволновалась. Береги себя, пожалуйста. Всем, кому хочешь, передай привет, включая Балеховых. Желаю удачи в Таиланде и Турции, а также в других странах, которые начинаются на другие буквы, например, на И.

Чего нового на идеологическом фронте? Тексты, которые ты мне присылаешь, использую в лекциях, молодец.

Дочитала Сэлинджера по-английски (а начала по-русски). По-английски никакого удовольствия (чувственного) – чистая информация. А по-русски – вкусно. Люблю русский язык. И жалею, что никогда не овладею английским, как русским. Даша – счастливица.

Целую.

21 февраля

Мой милый, писала ли тебе, что иные здешние строения напоминают театральную декорацию к какому-нибудь «Евгению Онегину»? Это легкие, деревянные. А есть еще основательные, каменные. Вчера шла из офиса прежней дорогой, через парк кампуса, как сто раз ходили с Наташей в прошлые времена, и опять любовалась этими типичными краснокирпичными староанглийскими зданиями с застекленными и покрашенными белой краской фасадами, колоннами и высокими окнами.

Иду дальше: первая пресветерианская церковь, баптистская церковь, первая баптистская, ханаанская миссионерская баптистская, церковь Христа, веслесианская церковь, первая унитарная универсальная церковь, антиохианская ортодоксальная церковь святого Николая, церковь корейская – их неисчислимо здесь, разных. Не перестаю удивляться: расположены в обыкновенных домах, одни вместительнее, другие поскромнее, иные, как водится, похожи на большие сараи, но ничего отдельного, возвышенного, устремленного к небу. Церковь вписана в размеренную жизнь как еще один институт, а что их много, так и колледжей много, и телепрограмм много, и социальная жизнь расписана по интересам – все учитываются. Как они так интересно устроились после своих войн: Севера с Югом, Ку-Клукс-Клана с черными, ФБР с коммунистами, – что научились жить друг с другом, никого не ущемляя. И ведь не государство – а общество это сделало. То ли оттого, что они так подвижны (одиннадцать перемен местожительства за жизнь), и всегда были подвижны, и потому привыкли к привычке считаться с другими. Когда-то всерьез – иначе грозило жизни. Теперь – просто так удобнее. Всем. Много Россия имеет достоинств, но такого общества нам не дождаться. Мы расселись в своем болоте, нам бы не двигаться, а двинемся – все нам кто-то мешает, кого бы стереть в порошок.

На последнем уроке я сказала, что русские привыкли к трудной своей судьбе, да, в принципе, и не хотят другой, это у нас такая христианская цивилизация, с проблемами на земле и устремлением к небу, такая русская душа. Итальянка Мария подняла руку и задала вопрос: а что такое русская душа? Я сказала, что ответ на него займет всю жизнь, а не урок, и уж во всяком случае надо написать книгу, а в двух словах не сказать. Но все же эти два слова я нашла. Я сказала: русская литература – это и есть русская душа. Она спросила: а есть душа американская или южноамериканская? Я сказала: конечно, она в американской или южно-американской литературе. Не Бог весть, какое умозаключение, и не знаю, само родилось или вспомнилось читанное, но не это важно, а важно, что нашлось.

Вчера зашла в Славянскую библиотеку (часть общеуниверситетской), мальчик Володя отыскал в интернете мою публикацию за 14 января и вывел на принтер. Две фотографии с разницей в тридцать лет (кажется). Дома прочла. Они сделали так: разбили записи на 60-е, 70-е, 80-е и 90-е годы. Естественно, сильно сократив то, что я сама стократ сократила. И, конечно, из чего я выстроила сюжет, во многом пропало. Вышло по нескольку строк в каждом десятилетии. Называется «Любовь, любить велящая любимым» (из Данте). Получилось, что вся жизнь уложилась в эти несколько строк. От этого печаль. Как будто тобой выстрелили в белый свет, как в копеечку, и траектория пули уже снижается и полет вот-вот закончится. Чем, в сущности, отличается срок жизни бабочки-однодневки от человеческого, кажется, такого многодневного, – да ничем. Еще одна мелкая философия на глубоком месте.