Дэвид Уайз - Охота на «кротов»

Чем больше Эд Петти думал над этим, тем все больше убеждался, что все это время Энглтон был глубоко законспирированным агентом, «кротом». В конечном счете он имел доступ практически ко всем материалам. «Единственным местом в ЦРУ помимо комнаты для ознакомления с телеграммами, где имелся полный доступ ко всем поступавшим материалам, был рабочий стол Джеймса Энглтона. Судя по имевшейся у нас информации, проникновение должно было осуществляться на высоком, секретном уровне и долгосрочной основе.

Можно сказать, что кабинет директора соответствовал этим требованиям, но ведь было несколько директоров, а все оперативные телеграммы шли через Энглтона».

К тому времени охота на «кротов» вышла из-под контроля. Подобно чудовищу Франкенштейна, она в итоге обрушилась на своего создателя.

«В 1971 году, — рассказал Петти, — я начал работать над этой проблемой. Заносил данные на карточки, разрабатывал теорию». Он не осмеливался обсуждать то, чем он занимался, с Джином Эвансом, бывшим в то время его шефом. Вместо этого он обратился к своему близкому другу, старшему офицеру, и изложил ему свои соображения. «Я сказал, что не могу этим заниматься без поддержки. Он обещал сообщить о нашем разговоре директору и через несколько дней пришел ко мне и сказал, чтобы я продолжал свою работу. Сказал, что разговаривал с Хелмсом».

Хелмс отрицал, что в бытность директором ЦРУ знал о том, что самого начальника его контрразведки стали подозревать в шпионаже.

«Мне ничего не было известно об этом, когда я работал в ведомстве, — заявил он. — Я знал Эда Петти, он работал в ЦРУ в течение многих лет. Но никто и никогда не рассказывал мне, что Петти занимается расследованием. Вывод Петти о том, что Энглтон — «крот», — добавил Хелмс, — довольно странен».

Старший офицер, которому доверился Петти, был Джеймс Критчфилд. Много лет назад он был шефом Петти в Мюнхене, а потом возглавлял отделы Восточной Европы и Ближнего Востока. По словам Критчфилда, он действительно знал о расследовании Петти, и тот обсуждал с ним этот вопрос. Однако он никогда не говорил об этом Хелмсу и сообщил ему эти факты только после того, как и директор ЦРУ, и он сам ушли из Управления [216].

Однако Петти был недалек от истины, считая, что его наставник встречался с директором, поскольку, как оказалось, в 1974 году Критчфилд проинформировал тогдашнего директора ЦРУ Уильяма Колби о расследовании Петти дела Энглтона. Критчфилд собирался уходить в отставку. «Я сообщил со слов Эда Петти о возможных проблемах безопасности в отделе контрразведки. Конечно же, я упомянув об Энглтоне.

Я не хотел уходить, не доведя известную мне информацию до директора» [217].

Петти занимался своей работой в обстановке абсолютной секретности и никогда ни с кем, кроме Критч-филда, не делился тем, что собирает информацию на собственного босса, Джеймса Энглтона, как советского шпиона. К весне 1973 года после напряженной работы, продолжавшейся около двух лет, Петти понял невозможность своих дальнейших усилий. Он решил уйти в отставку.

«Я проинформировал своего посредника о своем решении уйти в отставку. Он сказал: «Вы должны с кем-то переговорить». К тому времени директором ЦРУ стал Колби, но на прием к нему попасть было невозможно. В итоге я встретился с помощником заместителя директора по операциям Дэвидом Бли. Я рассказал ему о себе, на что он ответил: «Мы хотим, чтобы вы остались». Смысл его слов был таков: «продолжайте заниматься тем, чем вы занимаетесь». Поэтому я остался и продолжал свою работу еще один год».

В 1974 году, по словам Петти, он твердо решил уйти в отставку. Бли попросил его подготовить доклад по Энглтону [218]. «Я сказал, что вся информация записана на карточках. Нам со старшим офицером Джеймсом Берком отвели комнату, где и проходила наша беседа, продолжавшаяся в общей сложности 26 часов. Она была записана на магнитофон. Кроме того, я просмотрел имевшие отношение к делу материалы, хранившиеся в двух сейфах. Во время нашей беседы, которая записывалась на пленку, я совершенно ясно заявил, что Энглтон должен быть тем самым человеком. Проникновение. Мы не говорили о «кротах». Я не сказал, что он единственно возможный «крот». Но он единственный человек, который был здесь все это время и все видел. Я посоветовал им избавиться от Энглтона, уволить его».

Еще до того, как Уильям Колби стал директором ЦРУ, он начал подвергать нападкам возглавляемую Энглтоном контрразведку. После возвращения Колби из Вьетнама в 1971 году Хелмс назначил его исполнительным директором ЦРУ.

Когда президент Никсон в разгар «Уотергейта» назначил Хелмса послом в Иране, Колби в феврале 1973 года стал заместителем директора по операциям при новом директоре ЦРУ Джеймсе Шлесинджере.

«У меня было мало контактов с сотрудниками контрразведки, — сказал Колби. — Я знал, что все они очень скрытные люди и представляют собой отдельную силу. У меня был один контакт с Энглтоном в Риме в середине 50-х годов. Управление контрразведки вело агента, в итоге это дело поручили мне. У меня имелись определенные сомнения». Возникшие в Риме противоречия не играли важной роли, однако они вселили Уильяму Колби мысль, что контрразведка стала слишком независимой, ей никто не указ.

Пути Колби и Энглтона не часто пересекались вплоть до 1967 года, когда Колби попросили возглавить советский отдел. Однако этой работой вместо него стал заниматься Дэвид Мэрфи, когда Колби неожиданно направили во Вьетнам. В тот период, когда Колби готовился к работе, как он думал, на должности начальника советского отдела, Энглтон захотел увидеться с ним. «Джим пригласил меня на так называемый брифинг. И я несколько часов слушал его: КГБ — повсюду, оно проникло в руководящие политические круги США и других стран, и ЦРУ — главная цель. Как юрист, я ожидал доказательств. Но их не было».

Когда Колби стал заместителем Шлесинджера по операциям, он отвечал за контрразведку и вдруг стал начальником Энглтона. «Я начал присматриваться ко всему и обнаружил, что личный состав контрразведки насчитывал несколько сотен сотрудников. На меня оказывали давление, с тем чтобы сократить численность. Штат был, пожалуй, сильно раздут».

Колби пробыл заместителем директора ЦРУ по операциям только два месяца, но за этот период он также узнал, что Энглтон взял под свой контроль все, что касалось контактов с Израилем. «Я обнаружил, что все по Израилю делалось через контрразведку, и, к своему изумлению, узнал, что шеф резидентуры в Каире не мог напрямую связываться с шефом резидентуры в Израиле. Все контакты должны были осуществляться через отдел контрразведки».

Колби обнаружил также, что на протяжении 20 лет ЦРУ вскрывало почту, следующую первым классом, в нарушение закона. В это время Энглтон и отдел контрразведки перехватывали переписку между США и СССР, а также другими коммунистическими странами. «Я занялся поближе этим вопросом и составил меморандум о том, что следует положить конец такой ситуации, — сказал Колби. — Сотрудник почты, который отвечал за эту работу, очень перепугался. Но меры, принятые мной, не дали никаких результатов. Энглтон воспротивился. Шлесинджер принял половинчатое решение, сказав: „Давайте временно приостановим эту работу“» [219].