Абдиманап Тлеулиев - Мы из ЧК

Когда Андреевич собрался было уходить, Павлович заметил:

— Продолжайте выяснять причину поездки Виноградского в Омск. Запросите омских чекистов, известно ли им что-нибудь о Виноградском?

Вскоре Андреевич получил из управления Семиреченской ЧК материалы, послужившие основанием для объявления розыска Виноградского, и стал их изучать. Справка, составленная работниками ЧК, гласила:

«Большевистские совдепы в Усть-Каменогорском уезде пришли к власти 14 марта 1918 года. В тот же день в 6 часов вечера большевики провели митинг трудящихся города Усть-Каменогорска. На митинге выступил с речью председатель уже образованного совдепа коммунист Яков Васильевич Ушанов. Ему было всего 24 года… Люди с интересом слушали его речь. Он рассказывал о положении в стране, о незыблемости Советской власти, установленной Октябрьской революцией…».

«На этом митинге были и противники социалистической революции. Офицеры бывшей царской армии Лукьянов и Львов, — писал заявитель Иван Семенович Новицкий, сын сосланного из Варшавы за революционную деятельность, ставший позднее красногвардейцем, а затем чекистом. — Покуривая самокрутки и вслушиваясь в неприятные для них слова оратора, они нетерпеливо переминались с ноги на ногу и тихо говорили между собой:

— Если укрепится Советская власть, то будем служить ей до поры до времени, а там видно будет».

27 апреля 1918 года по городу была объявлена мобилизация в Красную Армию.

«Штаб Усть-Каменогорской Красной Армии, — говорилось в статье, опубликованной в газете «Голос Алтая», — доводит до сведения всех граждан города Усть-Каменогорска, что в настоящее время в городе формируется отряд Красной Армии, в ряды которого могут поступить все стоящие на платформе Советский власти и не моложе 17 лет».

Совдепу удалось сформировать отряд, командиром которого стал большевик Шумовский.

Тогда же была создана Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией. В ее состав вошли: комиссар отряда Красной гвардии Машуков, командир роты Красной Армии Шумовский, красногвардеец Александров. В городе, по казачьим станицам уезда осели бывшие офицеры царской армии. Каждый день поступали сведения об их контрреволюционной деятельности. Вскоре список лиц, ведущих антисоветскую агитацию, насчитывал 37 фамилий. Машуков ломал голову: «Кто организует поток клеветы на совдеп и большевиков?»

Однажды к Машукову пришел Новицкий, служивший в красногвардейском отряде, сказал:

— Вы наверняка знаете сына священника Львова?

— Да, — ответил Машуков.

— Ну, так вот, — продолжал Новицкий. — Монашка Анастасия, что работает у священника, рассказывала вчера на базаре какой-то тетке, что их Андрей чуть ли не каждый день справляет вечеринки у себя дома с офицерами. Попадья, говорит, замучила меня: то купи, это кули. Я стоял рядом и слышал все это. Дай, думаю, зайду в ЧК.

«Значит факты возведения клеветы на совдеп и большевиков, о которых нам сообщают граждане, не случайны, — подумал Машуков, разглядывая Новицкого. — Может быть, это и есть та скрытая рука, которая клонит все дело к дискредитации в глазах народа Советской власти?» Вслух же сказал:

— А что если мы с вами проследим, кто бывает в доме Львова?

Так и сделали.

В первый же вечер заметили, как с наступлением темноты к дому священника один за другим прошли офицеры, в числе которых были Барсуков, Андреев, Казанцев. «Гости» находились у священника до глубокой ночи. Через определенные промежутки времени из дома к воротам выходили один, а то и два человека. Долго курили и снова шли к священнику. Расходились после полуночи по одному.

Машуков и Новицкий, спрятавшиеся за забором соседнего дома, слышали, как Львов, провожавший полного офицера, говорил:

— Мы с каждым днем должны усиливать свою работу как в городе, так и в станицах.

Спустя некоторое время другой офицер сказал своему спутнику:

— А стальной щит, мне кажется…

Через несколько дней поступил сигнал о готовящемся взрыве Народного дома. Высланные к нему чекисты нашли под полом бикфордов шнур. Обрывки такого же шнура обнаружили в доме капитана Юдина, который, как было замечено ранее, бывает на «вечеринках» у Львова. Несмотря на принятые меры, УЧК не удалось выявить людей, готовивших взрыв. Машуков, выставив у Народного дома охрану, продолжал расследование.

«… В это время, — читал Андреевич, — из Семипалатинска вернулся Иван Новицкий, которого несколькими днями раньше посылал туда командир роты Красной Армии с ходатайством на получение оружия. В этот же день Новицкий посетил Машукова и рассказал, что на обратном пути заметил человека, который показался ему подозрительным.

— Пароход «Монгол», — рассказывал Машукову Новицкий, — плыл вверх по течению Иртыша. Казалось, он стоял на месте. Лесистый горный берег по левому борту выглядел сказочно. Красота природы, приближение родных краев радовали пассажиров. Чувствовалось веселое оживление, и я тоже присоединился к кругу молодежи, стоявшей на палубе, спел с ними «Варшавянку». Песня перекатывалась по предгорьям Алтая.

Все, в том числе и команда парохода, были в хорошем настроении. Только один пожилой и полный человек сидел на черном чемодане у правой кормы, где был сложен разный груз, и не принимал участия в нашем веселье. Чувствовалось, смех людей раздражал его. Он время от времени посматривал на нас исподлобья. Вдруг двигатель остановился. Пароход стало сносить вниз по течению, но загремела цепь якоря, и он стал. В трюме была обнаружена вода. Полдня прошло, пока откачивали воду и заделывали пробоину. Работали все, а толстяк продолжал сидеть на своем чемодане, как наседка на гнезде, и тупо смотрел на широкий в этих местах Иртыш. Казалось, все происходящее на пароходе его не касалось. «Может быть, болен», — подумал я и решил проявить участие, а заодно попытаться выяснить, кто он и куда едет. Когда подошел к нему и спросил: «Вы, товарищ, не больны?», пожилой поднял голову и глухим голосом ответил: «Какой я тебе товарищ?» Тут же отвернулся и продолжал смотреть на отходившие от парохода волны. Он так это сделал, что мне стало неловко. Но интерес к пожилому у меня не исчез. Наоборот, подумал, а не везет ли он в чемодане какую-нибудь контрабанду. Граница-то рядом!

Солнце клонилось к горизонту, когда, наконец, раздался протяжный гудок: пароход приближался к пристани Усть-Каменогорска. Пассажиры засуетились, завязывали мешки, закрывали чемоданы. Стал собираться и я. А пожилой продолжал сидеть. Когда пароход причалил к верхней пристани, поднялся и направился к выходу. Он шел, тяжело переступая по прогибавшемуся под ним трапу. Не знаю, заметил еще кто-нибудь, но мне это бросилось в глаза, и я не пошел домой, в Заульбинку. Свернул за угол первого от пристани дома и присел на стоявшую у ворот скамейку. В это время, сойдя на берег, пожилой осмотрелся, увидел извозчика, стоявшего в стороне, подошел, положил на телегу чемодан и они поехали в сторону переправы, а я направился к тебе. Повез его Афоня Бедарев, что живет на Артиллерийской улице…