Абдиманап Тлеулиев - Мы из ЧК

«Видимо, мысль о маршрутном агенте придется отложить и пристальнее заняться поиском неизвестного среди местных жителей, — решил Кузнецов. — Нужно проверять каждого из тех, о ком шел разговор у Сухомлинова. И опять же нельзя слепо подозревать каждого только за то, что он иностранный подданный или человек без гражданства…»

Унывать Кузнецов не любил. Да и время, потраченное на поиски, дало свои результаты. Кое-что удалось узнать.

Как-то, возвращаясь с работы, Кузнецов встретил Ван Шен-гуна.

— Здравствуйте, товарищ инспектор, — обрадовался Ван. — Что не заходите?

— Работы много. Как живете, как у вас дела? — поинтересовался Кузнецов.

Ван Шен-гун радостно заулыбался.

— О-о-о, дела шанго! Как говорят русские: «На большой!» Читали, как наши чанкайшистам в Маньчжурии дают?

— Читал, читал! — улыбнулся Кузнецов.

— Маньчжурия почти вся освобождена. Да что Маньчжурия! В центральном Китае гоминдан теряет города и солдат. Кое-кому от этих вестей, наверно, выть по-волчьи хочется.

— На кого так вредно действуют радостные известия?

— А на вице-консула Чжан Цзяна, — довольно засмеялся Ван Шен-гун.

— А-я-яй! Такой уравновешенный человек и так расстроился…

— Если верить тетушке Лю, этот господин даже заговариваться стал. Приехал, говорят, из ташкентского консульства какой-то важный чиновник. Чжан Цзян разговаривал с ним и вдруг заявил: «Бамбук укоренился и расцвел!» А кто из китайцев не знает, что если бамбук расцвел, в этом радости мало — он погибнет!

— Вот как? — искренне удивился Кузнецов. — А может, господин Чжан просто выпил? А с пьяного какой спрос.

— Да нет. Тетушка Лю уверяет, он был трезв.

— Может, стихи обсуждали, — предположил Иван Григорьевич.

— Чего бы ради стихов тащиться чиновнику в Алма-Ату из Ташкента. В Китае такие дела происходят, что не сегодня-завтра самому Чан Кай-ши будет крышка. Какие тут стихи.

— Да, успехи Народно-освободительной армии убедительны, — заметил Кузнецов. — Будем надеяться и дальше дело пойдет так же хорошо.

— Спасибо на добром слове. Я знаю, советские люди горячо сочувствуют делу китайской революции. Когда я воевал против японцев, еще тогда слышал про ваших советников. У нас, правда, отряд был небольшой и мне не довелось сражаться рядом с русскими.

Ван Шен-гун некоторое время молчал, потом снова вернулся к вице-консулу.

— Может, какую-нибудь пакость затевают? Ведь от таких, как Чжан Цзян, всего можно ожидать. Не случайно он препятствовал выезду китайцев на родину в трудные годы. Да и сейчас неспроста вынюхивает настроение китайцев, их отношение к гражданской войне. Через Лю Пе-ина, Чу Лан-тина распространяет панические и провокационные слухи. Говорит, скоро коммунистов Китая сотрут в порошок… Кое-кто верит в это, поддакивает Чжан Цзяну. Особенно усердствует Лю Пе-ин, служивший у японцев.

Вечером Кузнецов доложил Мустафину о разговоре с Ван Шен-гуном. Тот походил по кабинету, обдумывая слова Вана. Затем, спросил:

— Вану можно верить?

— Чекисты Дальнего Востока подтвердили, что в 1932 году после жестокого боя через пограничную реку на советскую территорию перешли остатки отряда Вана. По имеющимся у них данным, Ван Шен-гун храбро сражался с японскими оккупантами. Проверял я его и здесь. Отзывы о нем положительные. К Советской власти настроен лояльно, работает добросовестно.

Аскар Габбасович задумался. Как бы про себя заметил:

— Что значат эти слова: «Бамбук укоренился и расцвел»? Давай, Иван, пиши отчет и пойдем к Сухомлинову…

Прочитав отчет Кузнецова, полковник сказал:

— О консульском госте мы навели справки. Узбекские товарищи не сомневаются, это работник разведки и, по-видимому, высокопоставленный, так как наносит визиты в китайские консульства других городов. Следовательно, остается предположить, что Чжан Цзян отчитывался перед гостем и даже успехом хвастался. Теперь будем разгадывать, много ли бамбука удалось посадить господину Чжану в наш советский огород… Ван Шен-гун прав: бамбук после цветения погибает. Причем цветет и гибнет одновременно вся бамбуковая роща. Чем это объясняется, я не знаю, но это так. Не помогает ни удаление цветов, ни выламывание отдельных побегов… Обратите внимание, Иван Григорьевич, на слова Ван Шен-гуна о том, что Чжан Цзян пытается выяснить, не собираются ли китайцы выезжать в Маньчжурию.

— Пожалуй, следовало бы взять под контроль все учреждения, организации и предприятия, связанные с железной дорогой, — предложил Мустафин.

— Вы правы, Аскар Габбасович, — согласился Сухомлинов.

После беседы Кузнецов запросил списки личного состава разных организаций, просмотрел их, сделал выписки по интересующим его лицам. Когда в первый раз промелькнула фамилия Цзян Чжан-чжу, чекист мысленно сопоставил ее с имеющимися данными. Грузчик саксаульной базы никаких сомнений и тем более подозрений не вызвал. Но почему-то эта, похожая на звон колокольчика, фамилия осталась в памяти. Она вспомнилась, когда летом 1949 года до Ивана Григорьевича дошел слух о китайце, который расспрашивал ремонтников, не курды ли они. В бригаде в ту пору работало несколько казахов, туркмен, азербайджанцев, греков. Ремонтники — молодые парни — отпустили усы, носили широкие, на выпуск шаровары, цветастые рубахи. На голове бригадира-туркмена красовалось что-то среднее между тюбетейкой и турецкой феской. Услышав вопрос «Ты курт?», бригадир подмигнул своим товарищам, и свирепо вращая глазами, рявкнул: «Я курт? А может, это ты курт?» «Я китаец». «Какой такой китаец? Я Осман-Оглы, а ты?» «Я Цин Чан-чу», — невнятно проговорил китаец. «Вот я покажу тебе курт!» Бригадир сунул под нос китайца громадный кулачище. Того словно ветром сдуло. Мустафин, услышав об этом, усмехнулся:

— Курт по-казахски не только молочный продукт, но еще и червяк. А почему тебя заинтересовал этот Цин?

— Одет он был в черные брюки и черный пиджак. Как те. Похожую фамилию имеет один грузчик с саксаульной базы.

— Вот оно что! Личное дело запросил? — поинтересовался Мустафин.

— Увы, — вздохнул Кузнецов. — На саксаульной базе на Цзина личного дела не оказалось. Сам он уволился еще в апреле. Куда уехал, никто не знает. К тому же ремонтники фамилию своего коллеги называют по-разному: Цин Тян-зу, Цин Чань-су и даже Син Сян-чу. Может, и не он, а кто-нибудь другой.

— Да-а-а, — разочарованно протянул Мустафин. — Хоть бы маленькое фото раздобыть…

— Черт бы побрал этих кадровиков, — ругнулся Иван Григорьевич. — Я так рассчитывал на личное дело, главным образом из-за фотографии. И вот…

Фотография в руки Кузнецова попала лишь через несколько месяцев, когда Цзин Чжан-чжу был выявлен среди подсобных рабочих Среднеазиатского геодезического треста. К тому времени Ивану Григорьевичу стало известно, что Цзин Чжан-чжу несколько раз высказывался против Советского Союза, восхвалял клику Чан Кай-ши.