Виорель Ломов - 100 великих романов

Пару слов о критике. Она была адекватно роману обильна и восторженна. «Дону Флор» называли «блистательным примером пути претворения географической реальности в большую литературу», «увлекательным путеводителем», «пленительным путешествием в загадочный мир женской души», «созданием волшебного пера» и пр.

Что же до простого благодарного читателя, у него сама собой рождалась мысль, что Амаду – писатель, бесконечно любящий своих земляков и трепетно дорожащий даже самыми малыми свойствами национального характера. Как этого не хватает сегодняшней литературе!

На русский язык роман Амаду вышел в прекрасном переводе Ю. Калугина.

В 1976 г. режиссер Б. Баррето снял эротическую комедию «Дона Флор и два ее мужа», побившую все рекорды кассы в Бразилии и пользовавшуюся огромным успехом по всему миру. На нее есть несколько римейков.

Колумбийский писатель, журналист Габриэль Гарсиа Маркес (р. 1928), ныне здравствующий классик латиноамериканской литературы, знаменит во всем мире многожанровой прозой: киносценариями, очерками, рассказами (сборники «Похороны Большой Мамы», «Невероятная и грустная история о простодушной Эрендире и ее жестокосердной бабке» и др.), повестями и романами («Палая листва», «Полковнику никто не пишет», «Недобрый час», «Осень патриарха», «Хроника объявленной смерти», «Любовь во время чумы» и др.). Шедевром латиноамериканского «магическогореализма» является многоплановая эпопея Маркеса «Cien anos de soledad» – «Сто лет одиночества» (1967). Помимо прочих многочисленных наград, «человеку Америки» была присуждена Нобелевская премия по литературе (1982) «зароманы и рассказы, в которых фантазия и реальность, совмещаясь, отражают жизнь и конфликты целого континента».

Роман «Сто лет одиночества» побил все рекорды по количеству критической литературы. В разы. Это говорит о многом, и прежде всего о том, что «девятый вал» романистики позади. Не вообще, разумеется, а великой. Подвел ли роман черту под историей развития данного литературного жанра – покажет Время, главный герой этого произведения, но тот факт, что за последние полвека из-под пера писателей не вышло «ничего равного по философской глубине и художественной образности в литературе», готовы признать многие. Как признали то, что колумбийский писатель создал вещь, ставшую в один ряд с «Войной и миром» Л.Н. Толстого и «Тихим Доном» М.А. Шолохова. Роман, в котором Маркес изобразил «главного героя художественной литературы в целом – Мiръ» (В. Еремин), получил вполне адекватную оценку писательского сообщества: «литературное землетрясение» (В. Льоса), «Библия латиносов» (Ф. Бегбедер), «величайшее откровение на испанском языке со времен „Дон Кихота“» (П. Неруда) и т. д.

Роман был написан в Мехико, где с 1961 г. обосновался Маркес, а впервые опубликован в Буэнос-Айресе в издательстве «Судамерикана» тиражом 6000 экз. На написание 1300 страниц рукописи ушло 18 месяцев затворничества, 3000 пачек сигарет, а также все наличные средства, автомобиль и прочие предметы обихода.

«"Сто лет одиночества" всего лишь поэтическое воспроизведение моего детства», – признался автор. Посетив подростком свой родной городок Аракатаку, заброшенный и почти умерший, Табо (так называли писателя в детстве) захотел воскресить его в книге. Впервые Аракатака под именем Макондо появилась в ранних рассказах и повести писателя «Палая листва». Ну а после «Ста лет» Макондо стали называть всю латиноамериканскую сельскую глушь. Этот вымышленный городок предстал в романе не столько самим собой, сколько мифологизированной историей Колумбии с 1840-х до 1930-х гг., с ее многолетними гражданскими войнами между либералами и консерваторами, с битвами олигархов, в которых погибли тысячи граждан, с захватом страны североамериканской банановой компанией, забастовками рабочих и их расстрелом. По большому счету, в романе можно увидеть вообще историю всей Латинской Америки.

Совершенство стиля и богатство языка Маркеса в сочетании с литературной и фольклорной традицией национальной культуры дали тот самый потрясающий эффект, который мы наблюдаем в его романе, то самое, что и называют «магическим реализмом». При этом надо понимать, что «магический реализм» – это не нашествие жутких гоблинов, а неожиданное, но оправданное контекстом вознесение красавицы на свежевыстиранных простынях. Улавливаете разницу? В этом произведении можно найти предания и мифологический эпос, рыцарский роман и традиции народной юмористической культуры, верования народа и его сказки, Библию и Евангелия, Платона и Рабле, Сервантеса и Фолкнера, и много чего другого, скрытого в глубинах магии и реализма.

Пересказать этот роман решатся немногие, т. к. любой пересказ будет напоминать бред сумасшедшего. Этот грандиозный сверкающий кристалл со смертельными жалами и одновременно текучую субстанцию, напоминающую лемовский Океан, нельзя взять в руки. Нельзя в него погрузить и свой критический взор – он затеряется в бездне. (Как это не поняли до сих пор тысячи исследователей?) В лучшем случае это можно рассмотреть со стороны. Для иллюстрации данной мысли достаточно вспомнить, что года через три после публикации романа Маркес посетовал на то, что критикане ухватила суть романа – «это мысль, что одиночество противоположно солидарности… Одиночество, рассматриваемое как отрицание солидарности, приобретает политический смысл». Сколько еще не ухвачено или искажено критикой, можно только предполагать.

О чем же это произведение, называемое автором и литературоведами «поэмой быта», «лиро-эпическим сказанием», «книгой книг», «романом-притчей», «синтетическим (тотальным) романом»? Как уже было сказано – о родине писателя, названной Макондо. Разумеется, о его детстве (как правило, у всех писателей лучше всего получаются воспоминания детства). «"Сто лет одиночества" – это целостное литературное свидетельство всего, что занимало меня в детстве», – говорит сам Маркес. О жителях Макондо и о шести поколениях неприкаянных Буэндиа, представителей одного рода, обреченного на вековое одиночество. В роду были и властные лидеры, и жесткие диктаторы, и «сверхсамцы», и хранительницы домашнего очага, и не от мира сего монашенки, и разудалые девицы – каждой твари по паре. Этот Ноев ковчег, выплывший на страницы романа с харизматическими первооткрывателями Макондо, превратившимися за сто лет в заурядных обывателей, погрязших в грехах и влачащих жалкое существование, разбился то ли о скалу одиночества, то ли о само Время. В истории рода Буэндиа прозорливые наблюдатели усматривают «аналогию с расцветом, развитием и кризисом индивидуализма, лежащего в основе современной культуры». И в этом смысле «сто лет одиночества» надо понимать как меру наказания за отказ от коллективного (в России – соборного) сознания и коллективного бытия. А еще роман – о бессмысленности братоубийственной войны, в которой борьба за национальные интересы превращается в борьбу за власть, и о тщете всякого накопительства. По бесчисленным тропам и закоулкам романа бродят призраки и цыгане, французские проститутки и чужеземцы-торгаши, в своих домах и лачугах жители страдают то от эпидемий бессонницы и забывчивости, то от дождей, льющих пять лет. Последний младенец в роду Буэндиа был зачат в любви, но появился на свет с поросячьим хвостиком и был съеден рыжими муравьями, наводнившими дом. В это время закончились дожди, и в возрасте 120 лет умерла Урсула, жена Хосе Аркадио Буэндиа, основателя города и рода. Вместе с ней умер и Макондо. Урсула считала, что род Буэндиа погубили четыре бедствия – война, бойцовые петухи, дурные женщины и бредовые затеи. К этому можно добавить пятое (от автора) – одиночество.