Виорель Ломов - 100 великих романов

Центральной идеей «Отверженных» стала излюбленная тема Гюго – борьба противоположностей: света и тьмы, милосердия и жестокости, сострадания и нетерпимости, добра, воплощенного в Вальжане, и зла, воплощенного в Жавере. По этому шаблону и был выкроен сюжет. Победило добро, как оно и следовало из первого предисловия автора: «Эта книга от начала до конца в целом и в подробностях представляет движение от злакдобру, от несправедливого к справедливому, от ложного к истинному, от мрака к свету, от алчности к совестливости, от гниения к жизни, от скотского состояния к чувству долга, от ада к небу, от ничтожества к Богу». Бога, прямо скажем, в романе нет, но само намерение заслуживает упоминания. Поучение, моральный урок полностью заслонили реалии действительной жизни.

«Отверженные» тем не менее были с восторгом приняты публикой, в которой еще не угас революционный пыл. Роман был сразу же переведен чуть ли не на все европейские языки. Ажиотаж подогревался многочисленными противоречивыми критическими отзывами – от восторженных до негодующих. Писатели были более осторожны в оценке романа и большей частью отвергли его. Флобер, например, недоумевал: «Все персонажи говорят очень хорошо, но говорят одинаково». Отпугивал литераторов и чрезмерный пафос произведения, который вообще был свойственен В. Гюго.

Русских писателей (А. Герцена, Н. Некрасова, М. Салтыкова-Щедрина, Ф. Достоевского и др.) привлек гуманистический пафос романа Гюго. Л. Толстой вообще поставил его выше всего современного французского романа.

На русский язык «Отверженных» переводили К. Локс, М. Вахтерова, Д. Эфрос, М. Толмачёв, Д. Лившиц и др.

Первые фильмы по мотивам романа появились еще в немом варианте в 1907 г. – «На баррикадах Парижа» и «Рабочий». Роман (целиком и частями) экранизировался десятки раз не только в Старом и Новом Свете, но и в Японии, Египте, Индии, Мексике, Бразилии, Корее, Турции… Однако ни одна картина не стала явлением в мире кино.

Бельгийский писатель, служащий в Брюссельском королевском архиве, автор двух сборников фольклора, путевых очерков, стихов, одной драмы и одного психологического романа, Шарль Теодор Анри де Костер (1827–1879) издал прославившую его «La legende et les aventures heroi'ques, joyeuses etglorieuses d'UIenspiegel et de Lamme Goedzak aupays de Flandres et ailleurs» – «Легенду об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, об их доблестных, забавных и достославных деяниях во Фландрии и других краях» в 1867 г. Поначалу незамеченная, книга позднее стала первым бельгийским «бестселлером». Де Костер, всю жизнь проведший в нищете и безвестности и скончавшийся в 51 год от изнурения «трудом, лишениями, заботами, болезнью», ныне знаменит во всем мире, а его великий роман-поэму по праву называют «Энциклопедией Бельгии». Именно «Легенда об Уленшпигеле» возродила на родине писателя жанр легенды и положила начало национальной бельгийской литературе.

С именем Уленшпигеля де Костер сжился еще до того, как приступил к своему роману. В1856 – 1864 гг. онотименигероялиберального журнала «Уленшпигель» под псевдонимом «Карел» писал статьи о важнейших проблемах бельгийской и международной жизни.

Знаменитый герой средневековых нидерландских и немецких легенд, Уленшпигель, впервые представший в немецкой народной книге «Приятное чтение о Диле Уленшпигеле, рожденном в земле Брунцвика, как он проводил свою жизнь» (1511), переведенной позднее более чем на 280 языков, был любим во всех странах и во все века. Прозвище персонажа, состоящее из двух слов: «Ule» (сова) и «Spiegel» (зеркало) – «Совиное зеркало», воспринималось как мудрая насмешка над человеческой глупостью. Читателям был по нраву образ бродяги, плута и балагура, то и дело дурачившего горожан и крестьян.

Де Костер, взяв за основу народную лубочную книгу, старинные песни, документы из госархива времен Нидерландской революции, соединил исторические факты с легендами, романтически интерпретировал их и перенес из века XIV в век XVI.

Роман вышел в свет 31 декабря 1867 г., а еще через полвека, после оккупации Бельгии германскими войсками в 1914 г., бельгийцы увидели в Тиле Уленшпигеле не только символ народного сопротивления испанскому господству во Фландрии времен Нидерландской революции, но и выдающегося борца за национальную независимость вообще.

Тиля Уленшпигеля, сына угольщика Клааса и Сооткин, за еретические высказывания на три года изгнали из Фландрии, дабы он совершил паломничество в Рим и получил у папы отпущение грехов. После ряда приключений и отпущения грехов юноша вернулся домой и не застал там отца, которого по доносу соседа рыбника Грейпстювера, позарившегося на деньги угольщика, бросили в тюрьму. По приговору суда Клааса сожгли на костре. Горстку пепла мужа Сооткин зашила в мешочек, который Уленшпигель повесил себе на шею. «Пепел Клааса бьется о мою грудь», – то и дело повторял он. Жестоко обошлась судьба и с Катлиной, матерью подружки Тиля – Неле. Добрую знахарку Катлину обвинили в порче соседской коровы и пытками свели с ума. Ее любовник Дамман, которого Катлина в шутку называла «черным бесом», узнал у нее место, где Тиль с матерью спрятали деньги отца, и украл их. Сооткин от горя заболела и умерла.

Желая «спасти землю Фландрскую» от испанцев, Тиль за советом пришел к Катлине. Колдунье изредка были видения, в одном из которых она видела, как душу Клааса матерь Божия вознесла в самую высокую из горних обителей, а душу жестокого императора Священной Римской империи Карла V, под игом которого долгие годы томилась родина Тиля, отправила в ад. По совету Катлины Тиль выпил чудодейственной жидкости и попал на весеннее празднество духов. Поведав духам, что он желает спасти свой край, Уленшпигель в ответ услышал, что он должен «в смерти, в крови, в разрухе, в слезах» искать таинственных Семерых (как прояснилось позднее, человеческие пороки). Вместе с о своим другом детства, добродушным толстяком-обжорой Ламме Гудзаком, которого бросила жена, Уленшпигель отправился на поиски. «Я и живописец, и крестьянин, я и дворянин, я и ваятель, – заявил он. – И странствую по белу свету, славя все доброе и прекрасное, а над глупостью хохоча до упаду».

В это время сын Карла король Филипп II учредил в Нидерландах испанскую инквизицию и сам злобно и бесстрастно расправлялся со всеми, кто хоть чем-то не угодил ему, будь то кошка, обезьянка или его собственная жена с сыном. В стране вспыхнуло народное восстание гёзов, т. е. нищих. Тиль и Ламме присоединились к ним. Уленшпигель поднимал народ против палачей, вербовал для принца Оранского Молчаливого, возглавившего восстание, солдат, сам сражался с испанцами. «Проснись, фламандец, схватись за свой топор, не зная жалости: вот наши радости, – призывал Уленшпигель. – Бей врага испанца и католика везде, где он попадется тебе. Забудь о своей жратве».