Николай Тарианов - Невидимые бои

Артур Артузов отличался необыкновенными способностями. Блестяще окончив Новгородскую классическую гимназию, Артур успешно учился в Петербургском политехническом институте. В 1916 году он получил диплом инженера-металлурга, но почти не работал по этой специальности. Богато одаренный от природы, он хорошо рисовал, любил музыку, неплохо пел, в совершенстве знал несколько европейских языков. Он мог стать художником, оперным певцом. Но ему не суждено было пойти по пути искусства. Дружба с Михаилом Сергеевичем Кедровым привела его вскоре после Великой Октябрьской революции 1917 года в стан революции. Революция одержала верх над музами.

В 1917 году М. С. Кедров вызвал Артура в Петроград с Урала, где он работал непродолжительное время на заводе. Под идейным влиянием М. С. Кедрова и Н. И. Подвойского он уже стал человеком, душой и телом преданным делу революции.

В июле 1918 года Артур вступает в Коммунистическую партию. Вместе с М. С. Кедровым он принимает деятельное участие в разгроме английских интервентов в Архангельске, в 1920 году возглавляет сложную контрразведывательную работу на фронте борьбы против белополяков.

Феликс Эдмундович Дзержинский высоко ценил Артузова, который вскоре становится одним из ведущих руководителей советской разведки. Он лично возглавляет многие операции по ликвидации белогвардейских, эсеровских, шпионских и террористических организаций… В 1937 году жизнь Артура Артузова трагически оборвалась.

Прекрасная жизнь революционера и разведчика Артура Христиановича Артузова — тема для большого романа. Но это дело будущего.

Перед тем как казнить Артузова, подручные Берия предъявили ему фантастическое обвинение в том, что он… швейцарский шпион (!). Они требовали, чтобы он выдал им «швейцарскую агентуру», якобы действовавшую на территории СССР.

И Игорь Кедров, и Артузов (они были двоюродными братьями) держались на следствии стойко, как и подобает коммунистам перед лицом врагов. Они наотрез отказались оговаривать кого бы то ни было, клеветать на товарищей. Провокаторы, обманным путем пролезшие в партию и органы безопасности, применили к ним весь арсенал недозволенных методов следствия. Но тщетно! Не добившись от честных чекистов ложных показаний, враги их уничтожили…

Вспоминая этих замечательных коммунистов и многих других чекистов, злодейски умерщвленных Ежовым, Абакумовым и Берия, Николай Борисов, как это ни парадоксально, с нетерпением ждал начала следствия. Он хотел скорее узнать, какие фантастические «обвинения» будут предъявлены ему. Светлые образы его друга Игоря Кедрова и Артура Артузова, стоявшие перед глазами, поддерживали его в эту горькую минуту. Николай решил: сделаю все возможное, чтобы выстоять, выдержать любые провокации врагов партии, как это сделали перед лицом смерти Кедров и Артузов.

Дожидаясь, когда полковнику надоест наконец спрягать французские глаголы, Николай уже не сомневался в том, что его уничтожат — независимо от того, как пойдет его следствие. Но у него ни на секунду не пропадала вера в то, что партия, созданная Лениным, в конце концов разберется с этими провокаторами, не может не разобраться. И сметет их с лица земли. А добрые имена отца и сына Кедровых, Артузовых отца и сына (младшего Артузова тоже репрессировали), отца и сына Борисовых, тысяч других преданных Родине коммунистов будут восстановлены перед родной партией. Их детям не придется стыдиться своих родителей. Их честь останется незапятнанной. Николай не сомневался, что так оно и будет, ибо история неумолима…

Закончив наконец готовить уроки, «начальник» в полковничьих погонах поднял голову. Слегка улыбнувшись, как ему казалось тонко и проницательно, он важно произнес:

— Давайте знакомиться, Николай Михайлович. Я полковник Кутинцев Виктор Семенович, ваш следователь. Мне вы можете не представляться. Я знаю вас лучше, чем вы сами себя знаете. А главное — знаю о вас больше, чем вы сами.

Взволнованный Николай не понял тогда, каким убедительным саморазоблачением прозвучали эти слова. Это пришло ему в голову после, в камере, когда он обдумывал первую встречу с Кутинцевым.

— Товарищ Кутинцев… — начал было Николай. Но следователь жестко прервал его:

— Я вам не товарищ. Называйте меня «гражданин следователь».

— Это не имеет значения, — ответил Николай, — «гражданин» так «гражданин». Я протестую против незаконного ареста, против нарушения процессуального кодекса. Сегодня шестнадцатый день моего заключения в тюрьму. До сих пор мне не предъявлены какие-либо обвинения. Я требую встречи с прокурором, чтобы лично об этом ему сказать!

— Вы оптимист, Борисов, — с ехидцей заметил Кутинцев. — Столько лет работали в органах, а теперь делаете вид, что не знаете наших порядков! С прокурором я дам вам встречу только после окончания следствия. Да и то, если за это время вы образумитесь и начнете вести себя как следует. Обвинение я предъявлю вам сегодня — опять-таки если будете вести себя хорошо. А насчет нарушения кодекса — можете протестовать хоть до второго пришествия. Пусть вам сам бог помогает. Ха-ха-ха! Так-то, дорогой бывший подполковник органов государственной безопасности…

Разумеется, Николай понимал, что уже до следствия он лишен и своего почетного звания, и правительственных наград. Делалось все, чтобы создать ореол непогрешимости вокруг агентов Берия — уж раз они арестовали человека, значит, он виновен.

Важно, почти торжественно зачитал Кутинцев Николаю Михайловичу формулу обвинения. Внутренне Николай уже подготовился к тому, что оно будет чудовищным. Иначе разве решились бы арестовать его отца, старого революционера, и его самого? Но то, что написали черным по белому наглые провокаторы, превзошло его худшие ожидания.

Чего тут только не было!

Николая обвиняли в том, что, выполняя в годы Великой Отечественной войны боевое задание в глубоком тылу у немцев, он будто бы был завербован немецко-фашистской разведкой и не только не выполнил своего задания, но и передал немцам множество всякой информации о внутреннем положении Советского Союза и деятельности советской разведки.

После окончания войны, говорилось далее в обвинении, состряпанном провокаторами — или глупцами — из следственной части по особо важным делам, Николай, возвратившись на Родину, будто бы продолжал работать — теперь уже на американскую разведку, снабжая ее данными о структуре и методах работы советских органов безопасности. Обвинен в измене Родине!

Кровь прилила к лицу Николая, его душили гнев, возмущение.

Но что это? Следователь продолжает читать. Ошеломленный Николай слышит: его обвиняют в халатном отношении к своим чекистским служебным обязанностям. Как будто мало чудовищного обвинения в измене! Нет, это было еще не все. Оказывается, Николай будто бы знал, что его отец еще в годы дореволюционной политической эмиграции из царской России был завербован американской разведкой и чуть ли не сорок лет работал на нее. Это человек, за которым охотились охранки многих стран до революции и после нее! А его сын-чекист, зная о «шпионской деятельности» злодея отца, палец о палец не ударил, чтобы его разоблачить.