Александр Бондаренко - Утаенные страницы советской истории. Книга 2

Партия в новой, «сталинской», Конституции определялась как «ядро общественных организаций». Руководящая роль компартии основным законом советского государства тогда не была зафиксирована. Конституционное положение о руководящей роли компартии ввели в основной закон СССР значительно позднее — при Леониде Брежневе.

Выборы в Верховный Совет СССР первого созыва Сталин предполагал провести по новой избирательной системе сразу же после принятия Конституции. Но планы перестройки системы управления встретили сопротивление партийного аппарата, который лишался возможности вмешиваться в работу советских органов и судебной системы. Первые секретари региональных комитетов ВКП(б), обоснованно опасавшиеся не быть избранными депутатами Верховного Совета на альтернативной основе, всячески противились назначению даты выборов, оттянув их проведение на целый год.

Под давлением представителей партийной элиты Сталин пошел на попятную. Соотношение сил в партийном аппарате в 1937 году было не в его пользу, что вынуждало хитрого Иосифа Виссарионовича маневрировать. Тогда он мог рассчитывать только на поддержку НКВД и так называемой «центристской группы» в Политбюро, группировавшейся вокруг председателя Совнаркома СССР Вячеслава Молотова. Армия, даже после арестов Тухачевского и его единомышленников, представлялась ему политически не слишком надежной. Доверять он мог только «первоконникам» — группе Ворошилова — Буденного, и то без стопроцентной гарантии.

Поэтому на июньском (1937) пленуме ЦК Сталин был вынужден согласиться с предложением кандидата в члены Политбюро ЦК, первого секретаря Западно-Сибирского крайкома партии Роберта Эйхе о создании печально знаменитых «троек» (первый секретарь регионального комитета партии, начальник управления НКВД и прокурор). Они, по требованию региональных партийных секретарей, на-делились чрезвычайными полномочиями для борьбы с антисоветскими элементами, которые, по мнению Эйхе, способны были негативно повлиять на результаты выборов (т. е. не Сталин, а партийные секретари, считает историк Юрий Жуков, требовали развертывания новой волны репрессий против населения собственной страны). А в октябре 1937-го, на следующем партийном пленуме, уже сам Сталин не возражал против решения провести 12 декабря 1937 года выборы на безальтернативной основе.

Уместно будет отметить, что борец с культом личности Сталина Никита Хрущев, возглавлявший московские городскую и областную организации ВКП(б), одним из первых региональных партийных секретарей обратился в Политбюро с просьбой санкционировать массовые аресты и последующие расстрелы или высылание «антисоветских элементов» по решению «троек» — в июльских (1937) списках Хрущева было более 41 тысячи человек...

В период борьбы между группой Сталина (Молотов, Каганович, Ворошилов) и догматиками, продолжавшими мечтать о мировой революции, последние, судя по косвенным данным, рассчитывали на поддержку некоторых военачальников. По мнению доктора исторических наук Ю. Н. Жукова, заговор против Сталина внутри самого партийного аппарата стал вызревать в 1934-1935 годах, его раскрытие и вылилось в так называемое следственное дело «Клубок», которое пока недоступно ученым. Как утверждает Жуков, протоколы допросов секретаря президиума ЦИК Авеля Енукидзе, а также бывшего наркома внутренних дел Ягоды и коменданта Кремля Петерсона свидетельствуют, что заговорщики планировали арестовать Сталина непосредственно в Кремле.

Согласно показаниям Петерсона, для «нейтрализации» Сталина и его ближайших сторонников в Политбюро ему требовалось не более 10-15 человек. После этого предполагалось созвать пленум ЦК и предложить на нем одному из известных военачальников, героев Гражданской войны стать «временным диктатором». И Петерсон, и Енукидзе назвали следователям НКВД двух кандидатов на этот пост — Тухачевского и Путну.

Подчеркнем, так выглядит версия доктора исторических наук Ю. Н. Жукова. В целом она мало расходится с результатами нашего журналистского расследования событий 1937 года. Вовсе не Тухачевский был инициатором интриг против Сталина. На партийном Олимпе шли ожесточенные споры о путях дальнейшего развития страны перед лицом прихода нацистов к власти в Германии и краха надежд на пролетарскую революцию в Западной Европе. Видя, что линия Сталина берет верх, ортодоксы, возможно не без идейного влияния и подсказок Троцкого, решились на заговор, в который они попытались вовлечь популярных в стране военных.

Амбициозный и считавший себя недооцененным Тухачевский гипотетически мог согласиться на участие в антисталинской акции, рассчитывая затем избавиться от «говорунов». Впрочем, и «идеологи», о чем свидетельствуют показания Бухарина на судебном процессе, также рассматривали военных как временных союзников, опасаясь появления «красного Бонапарта».

Из протокола допроса Г. Г. Ягоды в НКВД СССР 26 мая 1937 года

ЯГОДА. Весь 1935 год я тормозил, саботировал, оттягивал требование ЦК громить центры троцкистско-зиновьевских организаций и правых. Когда по прямому предложению Сталина я вынужден был заняться делом «Клубок», я долго его тянул, переключил следствие от действительных виновников, организаторов заговора в Кремле — Енукидзе и др., на «мелких сошек» — уборщиц и служащих, и тем самым опять спас свое положение.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Кстати, о деле «Клубок» и о Енукидзе. На допросе 4 мая вы показали, что во время следствия по этому делу к вам явился Карахан с предложением «выручить» Енукидзе и не проваливать его в этом деле. Как теперь устанавливается, вы были лично связаны с Енукидзе, и вовсе непонятно, зачем вам нужен посредник, Карахан, в ваших делах с Енукидзе? Вы, значит, где-то напутали, неправду сказали?

ЯГОДА. Нет, я говорил правду и в одном, и в другом случае. Верно, что я был лично связан с Енукидзе как с членом общего центра заговора, и верно также, что Карахан приходил ко мне, когда началось дело «Клубок», по поручению Енукидзе.

Дело обстояло таким образом. Я уже говорил, что инициатива дела «Клубок» принадлежит Сталину. По его прямому предложению я вынужден был пойти на частичную ликвидацию дела. С самого начала мне было понятно, что тут где-то порвалась нить заговора Енукидзе в Кремле, что, если основательно потянуть за оборванный конец, вытянешь Енукидзе, а за ним и всех нас — участников заговора.

Так или иначе, но Енукидзе я считал в связи с этим проваленным, если не совсем, то частично. Поэтому было бы неосторожно с моей стороны продолжать свои встречи с Енукидзе именно в этот период, когда шло следствие по делу «Клубок». Поэтому я прекратил бывать у Енукидзе, как и он (по тем же соображениям) перестал звонить и приглашать меня. Но Енукидзе, должно быть, не очень в меня верил и опасался, что я могу его окончательно провалить. Поэтому он прислал Карахана для разговора со мной. А до этого по его поручению со мной говорил Петерсон.