Владимир Илюшенко - Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие

<���…> Наверно, мое письмо тебя уже не застанет, но ты его получишь, когда вернешься из лагеря [144] Пионерский лагерь в Пензенской области, где А. тем летом работала врачом. . М. б., тогда ты можешь приехать.<���…>Ты говоришь, что я изменился. Наверно, но я за этим не наблюдал. Впрочем, естественно. Уж очень много горьких пилюль преподносят те, которых хотел бы видеть в совсем ином состоянии.<���…>И никаких тут тонкостей нет. Все корни уходят в элементарный набор грехов и страстей (гордыня, потребительство, безответственность, пренебрежение элементарными нормами). Где уж тут о тонкостях говорить.<���…>

Не спрашиваю у тебя о твоем романе. Наверно, все еще, как ты пишешь, вилами на воде… Впрочем, что Бог даст. Ты всегда себе напоминай, что ты молодая, что это так и должно быть. Только не торопись. Лук стреляет, лишь пока он натянут.

Храни тебя Бог.

Твой А.

Не удивляйся, что письмо скомкано. Пока писал ответы, случайно смял его с отвеченным.

Юлия Николаевна Рейтлингер (1898–1988) — иконописец, художник. В 1921 г. эмигрировала, с 1925 г. жила в Париже. Там была пострижена в монахини главой русской эмиграции в Европе митрополитом Евлогием. Ее иноческое имя — Иоанна. Поселилась в Сергиевском Подворье, ежедневно посещая храм. До конца жизни сестра Иоанна оставалась монахиней в миру. Она говорила, что ее послушание — свободное творчество.

В 1917 г., еще в России, Ю. Н. познакомилась с о. Сергием Булгаковым, крупным богословом, религиозным мыслителем. В Париже стала его духовной дочерью, одним из самых близких ему людей, присутствовала при его кончине. О. Сергий считал Ю. Н. не только замечательным иконописцем, но и богословом.

Начальное художественное образование Ю. Н. Рейтлингер получила в Петербурге, в школе Общества поощрения художеств. Оно было прервано Первой мировой войной. В Париже она училась живописи у постимпрессиониста Мориса Дени, основателя «Мастерских религиозного искусства», пытавшегося возродить религиозное искусство Средневековья. Уже в эмиграции, вначале в Праге, потом в Париже, Ю. Н. «заболела» иконописью и стала совершенствоваться в этом труднейшем виде искусства. Работала много и вдохновенно. Кроме икон, создавала фрески. Расписала православную церковь в Медоне, церкви в Шампани и других городах Франции, часовню в Лондоне, храм в Мирфилде (Англия), делала иконостасы для монастырей и храмов во Франции, Чехии и Словакии.

Перед своей смертью (1944 г.) о. Сергий Булгаков дал Ю. Н. наказ — вернуться в Россию и там нести свой крест. Вначале она уехала в Прагу, где жила с семьей своей сестры Екатерины Николаевны Кист–Рейтлингер, потом в Словакию. В 1955 г. они репатриировались в Советский Союз. Местом жительства власти определили им Ташкент. Там она преподавала рисование в средней школе, расписывала шелковые платки. В начале 60–х вновь стала писать иконы. На лето, спасаясь от среднеазиатской жары, которую переносила плохо, приезжала в Москву, где жила у друзей. В 1974 г. познакомилась с о. Александром Менем, который стал ее духовником и до конца ее жизни поддерживал с ней тесную связь. Как свидетельствовала сама Ю. Н., знакомство с ним «как будто послано мне отцом Сергием».

Я познакомился с Ю. Н. во второй половине 70–х годов в Новой Деревне. Ей уже было около 80 лет, но выглядела она моложе. У нее были ясные глаза, в которых светился живой ум, и резкий горловой голос, поначалу производивший странное впечатление. Мне объяснили, что она чуть ли не с детства страдает глухотой — отсюда и тембр голоса. Но обычно она не говорила, а писала в блокноте, задавая вопросы. Ей отвечали в том же блокноте. Чаще всего в Новую Деревню ее привозили знакомые — москвич Л. Н. Т. и Илья Корб, инженер из Ташкента, с которым я потом подружился.

Ю. Н. была не просто иконописцем, но иконописцем выдающимся, чрезвычайно самобытным. В рамках канона она обновляла традицию: шла на смелые эксперименты, вводила новые сюжеты, боролась с психологизмом и натурализмом в иконописи, всегда подчеркивая онтологичность и символизм иконы. В моей памяти она остается не только как исключительно одаренный творческий человек, но как человек светлый и радостный. Сохранившиеся автобиографические заметки, воспоминания и письма Ю. Н. свидетельствуют о ее интеллектуальной высоте, постоянной духовной устремленности и верности открытому христианству.

Отношения Ю. Н. и о. Александра были трогательными: она ему была так же предана, как своему первому духовному отцу — Сергию Булгакову, доверяла ему самые сокровенные мысли; он, со своей стороны, осуществлял постоянное и очень неформальное духовное руководство, вникал во все ее дела, заботливо опекал ее. Пока еще она была в силах, он просил ее время от времени приезжать в Москву, «чтобы крепче «держать» заочно». Он высоко ценил Ю. Н. — и не только как мастера–иконописца, но как служителя Господня и как уникального человека, сохраняющего наследие прошлого, считая ее связующим звеном между старым и новым поколениями христиан.

Письма отца Александра Юлии Николаевне Рейтлингер (а их более 130) — это настоящая сокровищница духа. Они охватывают огромный диапазон тем и проблем, одно перечисление которых заняло бы много места. Назову лишь наиболее важные и часто упоминаемые: иконопись, Ветхий и Новый Завет, Страсти Господни, Евхаристия, избранничество, святость, чудо, молитва, обряды, язычество в Церкви, приход, Туринская Плащаница, смерть и посмертие, магия, оккультизм, парапсихология, русский религиозный ренессанс, книги, родные и знакомые, болезни Ю. Н. Совсем немного о. Александр пишет о себе. В центре всех писем — Христос и фундаментальные проблемы христианства.

В 70–х — начале 80–х годов тема иконописи является одной из преобладающих. Во многих письмах того времени — просьба о. Александра о присылке тех или иных икон, чаще всего Спасов (т. е. образов Спасителя), а также Богоматери и некоторых святых. Часто он называет сюжеты, конкретно описывает, кто из святых и как именно должен быть изображен. Ю. Н. выполняла все эти заказы неукоснительно: она любила свою работу. В Москву из Ташкента были присланы многие десятки икон. О. Александр дарил их своим прихожанам, обычно в день их крещения, в день ангела или венчания. По цензурным соображениям в своих письмах он называет иконы «фотографиями», «фото», «акварелями» или «подарками», не забывая сообщить об их получении и неизменно высоко отзываясь о них (часто с неподдельным восхищением).

По письмам видно, что Ю. Н. почти непрерывно болела и все‑таки непрерывно работала. Но с начала 80–х годов ее здоровье резко ухудшается. Она начинает терять не только слух, но и зрение, а потом и полностью слепнет. Она испытывает постоянные физические страдания, часто попадает в больницу, переносит операции. Она не падает духом, но все же нуждается в поддержке.