Олег Насобин - Бенвенуто

В музеях выставляется награбленное во время войн, вывезенное из колоний, краденое и незаконно конфискованное. Следуя обычной логике, можно было бы предъявить музеям массу претензий, особенно на межгосударственном уровне. Однако этот ящик Пандоры разумные люди предпочитают не открывать. Существуют законы, гарантирующие музеям и коллекциям статус-кво и защиту от претензий третьих лиц.

По теме Челлини ведущих экспертов, или, как я их назвал, Больших Знатоков, совсем мало: всего-то от силы четыре-пять человек на всю планету.

Поэтому задача у чрезвычайно влиятельных итальянцев была не такая уж и сложная. Чтобы «наложить руку» на нашу картину, им было достаточно обзвонить коллег и предупредить их: автопортрет Челлини с бородой — это их «добыча». И не дай бог кому-то встать на пути урагана.

Десятка звонков вполне достаточно, чтобы наглухо перекрыть кислород не только в высшем, но и во втором, и в третьем эшелонах иерархии искусствоведов-экспертов.

Я не сомневаюсь, что наши противники так и поступили.

Началась блокада. С этого момента все коммерческие специалисты отказывались даже взглянуть на картину, под любым предлогом избегая встречи с ней.

Конечно, подобное поведение весьма логично: ведь, увидев артефакт, им пришлось бы волей-неволей выразить свое отношение к нему. Вариантов всего два:

• или дать заведомо ложное заключение, то есть попросту соврать, что это не Челлини, рискнув своей репутацией;

• или поссориться с «наложившими руку» на это «мясо» влиятельными коллегами.

Обе ситуации очевидно проигрышные, и потому «специалисты» прятались от портрета как от чумы.

Цель этой блокады очевидна, к тому же она двояка.

Во-первых, как только картина сменит владельца, с новым можно будет договориться. Ведь мы, такие несговорчивые и гордые, сможем продать шедевр за бесценок, ибо настоящую цену за него никто не даст без экспертной поддержки Больших Знатоков.

И уж точно новый владелец окажется понятливее. При этом «потеряться из виду» уже найденный и сфотографированный автопортрет больше не может. «Куда он денется с подводной лодки?» — как говорится. Сеть обмена информацией в этой среде работает превосходно, и действительно тайных коллекций уже практически не существует.

Во-вторых, непризнанный портрет не вызовет шумихи. Прессу не заинтересует этот случай. Полемика по поводу находки и ее судьбы не начнется. А значит, и некрасивые проделки «искусствоведов» забудутся, так и оставшись безнаказанными.

Между тем мы с Ириной продолжали исследовать портрет, привлекая для этого ученых и специалистов из разных областей. Кроме искусствоведов, мы обращались к антропологам, реставраторам, в лаборатории для анализов красочных слоев и основы и так далее. (См. главы «Технический анализ», «Загадка красного капюшона…».)

Постоянные поездки в Париж вынуждали нас обзавестись надежным местом для хранения картины в этом городе. Тем более что, кроме автопортрета, мы частенько оставляли в столице и другие предметы из нашей коллекции. Неудобно было перевозить их туда-сюда каждый раз.

Вариантов с хранилищем у нас на самом деле было всего три:

1) держать работы у реставраторов (как правило, их мастерские оборудованы хорошими сейфами и системой безопасности);

2) сдать в специальное хранилище картин (обычно такие хранилища в основном сотрудничают с аукционными домами и содержат тысячи полотен в специально оборудованных помещениях);

3) снять сейф в банке.

Первый вариант нам не подходил совершенно. Картину хранить у реставратора следует временно, пока идут работы с ней. Да и сам мастер вряд ли возьмется за такое деликатное дело, как хранение, ведь это не его бизнес.

Второй вариант, разумеется, хорош. Но по опыту нашей жизни во Франции ни у жены, ни у меня не возникало и тени сомнения, что хранители будут показывать нашу картину «нужным людям» направо и налево без нашего согласия и допустят к ней нежелательных для нас личностей в любое время. (См. главу «Сумрак».)

Во Франции в этом смысле даже своему адвокату не следует доверять.

Оставался третий вариант — аренда банковской ячейки или сейфа в банке.

Это очень удобно, поскольку ключ от второго замка находится в руках клиента, и этот ключ единственный. Содержимое сейфа банку не известно, сам факт наличия арендованной ячейки в банке вполне можно сохранить в тайне, и, следовательно, любым рейдерам или мытарям будет затруднительно на подобное хранилище напасть.

Арендовать ячейку в московском банке, как известно, совсем просто. Депозитарии предлагают эту услугу чуть ли не на каждом углу.

Размеры банковских ячеек — на выбор и на любой вкус, стоимость их доступная.

В Париже все гораздо сложнее. Во-первых, чтобы арендовать сейф, требуется открыть в этом отделении банка счет. Но счета французские банки открывают отнюдь не всем, и некоторым — весьма неохотно.

Во-вторых, еще сложнее дело обстоит с размерами сейфа. Нам ведь нужен был такой «кофр», который вместил бы в себя картину средних размеров, а желательно, и побольше.

При этом во французских банках приличный размер сейфа в депозитарии — это большая редкость.

После аккуратного обзвона возможных мест хранения из нескольких вариантов в конце концов остался только один весьма уважаемый банк, расположенный на бульваре Осман.

Это здание зримо напоминает о том, какой когда-то была Франция: роскошные залы, обставленные богато и со вкусом, располагают к доверию и повышают самооценку клиентов. Внутренний декор помещений на бульваре Осман и его отдельные элементы — это самые настоящие произведения искусства, вызывающие эстетическое удовольствие. А в подвале, куда ведет мраморная лестница с вычурными перилами за огромным латунным люком вместо двери, в таинственной тишине спят галереи бессчетных сейфов.

Один из наших с Ириной офисов в те годы находился в районе бульвара Итальянцев в Париже, и потому нам все-таки удалось договориться об открытии банковского счета именно в этом отделении банка (это недалеко) и долгосрочной аренде сейфа подходящих размеров.

Я сказал «удалось договориться», потому что у нас, российских граждан, уже инвестировавших в индустриальную экономику этой страны несколько десятков миллионов евро, все равно постоянно возникали какие-то несуразные и нелепые проблемы с открытием во Франции банковских счетов.

Каждый раз, когда требовалось открыть счет в новом банке, приходилось договариваться через знакомых или надеяться, что клерки просто не обратят внимание на то, что мы русские. При этом за восемь лет жизни во Франции (к тому моменту) у нас ни разу не случилось проблем ни с деньгами, ни с законом, и, по идее, для любого финансового учреждения мы были весьма хорошими клиентами.