Михаил Кириллов - Мои больные (сборник)

Но к несчастью однажды он заметил у себя кровохарканье, сначала скудное, а позже заметное и постоянное. Сделали рентгеноскопию и снимки, тем более аппарат был под рукой. Фтизиатры хорошо разбирались в рентгеновской картине легких. В то время как таковых пульмонологов в нынешнем понимании еще не было, а фтизиатры были знатоками. Кстати, меня в них это знание очень привлекало. Так вот, в паренхиме легких у нашего доктора были выявлены округлые довольно плотные образования. И не только в верхушках. Это был не туберкулез. Подумали, почитали и поняли, что легкие поражены цистицеркозом. Я встретился с этим впервые.

Вскоре состояние больного ухудшилось, появилась одышка. Еще позже у него нарушилась координация движений, как-то он даже упал на лестнице в отделении. Сделали снимки черепа, и в головном мозге тоже выявили кисты цистицерка. Больному был назначен постельный режим. Присоединилась рвота центрального генеза. Консультировались в Москве, в госпитале им. Бурденко. Назначались какие-то специфические препараты, но лечение было безуспешным. Больной впал в мозговую кому и скончался.

Сало, хоть и было не с рынка, а из родного села, оказалось зараженным. Нужно быть очень осторожным, тем более, кто из нас не любит украинского сала.

В нашей клинике (г. Саратов, 8-я больница) в 90-х годах находилась на обследовании молодая женщина, у которой в легких были обнаружены два эхинококковых пузыря. Располагались они в прикорневых областях, и их картина на рентгенограммах сомнений не вызывала. Клиники не было никакой, разве что больная периодически испытывала диффузный кожный зуд.

Было известно, что она живет в сельской местности под Саратовом. О ее контакте с животноводческим комплексом у себя дома сведений не было. Собаку во дворе держали.

Проконсультировались с легочным хирургом (проф. В.И.Маслов). Больной предложили оперативное удаление эхинококковых пузырей. При этом утрата легочной ткани была бы минимальной, а асептика, предполагавшая сохранение пузырей при их удалении, была бы надежно обеспечена. Но больная отказалась от операции и была выписана по месту жительства.

Прошло полгода. Меня вызвали на консультацию в одно из хирургических отделений в Областной больнице. К своему удивлению, я встретился с моей прежней пациенткой. Но ситуация изменилась: больная была беременной, и этого уже нельзя было не заметить. Но и объем поражений эхинококкозом стал другим. Эхинококковые пузыри в легких увеличились в размерах и появились новые: где-то под капсулой печени и в области малого таза, возле придатков матки.

Клинических проявлений по-прежнему практически не было. Присутствующим на консилиуме было ясно, что провести нормальные роды со временем было бы невозможно, это грозило бы нарушением целости капсул пузырей и рассеиванием их по брюшине. Гинеколог и я долго убеждали больную в необходимости прерывания беременности, но она не соглашалась, так как беременность была у нее первой. Если бы она согласилась, то возможности последовательного оперативного вмешательства сохранялись бы, конечно. Разговоры закончились слезами и упорным отказом от предлагаемой помощи.

Спустя месяц у женщины произошли преждевременные роды, закончившиеся мертворождением. Дальнейший ход событий остался мне неизвестен.

В августе 1960-го года, в Рязанском десантном полку, где я работал врачом, для всего рядового состава проводили очередной марш-бросок на 3 км. Бежали по пересеченной местности за территорией части. На расстоянии двух километров по ходу трассы был оборудован пункт контроля: врач, санинструктор, офицер из штаба, зам. по физической подготовке и санитарная машина с шофером. Врачом был я. Дело было рутинным, но так как участников было много (до 1,5 тысяч) все было организовано четко. Бежали взводами, на время, так как проводился конкурс. Результаты фиксировали на финише.

Август. Жара. Бежали в гимнастерках или без них, но в сапогах. Настроение у гвардейцев было разным, кто-то выкладывался (соцсоревнование!) и таких было большинство, а кто-то бежал с ленцой. А мы – контролеры и наблюдатели – поддерживали бегунов. Им предстояло бежать еще километр, самый пик напряжения!

Прошло больше часа. Пробежало уже человек 500. Смотрю, один солдатик бежал-бежал, вдруг перешел на шаг и упал лицом в траву… Прямо возле нас. Приподняли его, повернули лицом кверху, а он, красный, потный, не дышит и без пульса. Раздумывать было некогда. Сразу приступили к оказанию помощи. Я проводил непрямой массаж сердца, а санинструктор, устроившись у солдата «в голове», открывал ему рот и делал вдох рот в рот: один на мои 4 качка в области грудины. Казалось, что время бежит, мы сами тут же взмокли – то ли от жары и напряжения, то ли от волнения. Остановившись на секунду, присмотрелись. Задышал! Дали ему попить водички и оттащили в тень, к машине. Сняли с него гимнастерку и мокрым полотенцем вытерли ему лицо, голову и грудь. Измерили давление: 115 на 80 мм рт. ст. Но у него сохранялась слабость, и болело в висках. Был он небольшого роста и не из числа гренадеров. Он уже мог сидеть, но мы его погрузили на носилки и отвезли в медпункт, а позже в госпиталь.

Что это было? Солнечный удар? Но сердцебиения не было минут десять. Что-то большее? Отбор в ВДВ был строгим, но ведь всего исключить было нельзя. Солдат был первого года службы, но прослужил уже месяцев 10 и даже прыгал с парашютом. Органической патологии сердца в госпитале установлено не было, солдат был выписан в часть, но был освобожден от участия в кроссах и поставлен на врачебный учет.

День закончился, было уже темно (ноябрь 1987-го года), когда в Кабульский госпиталь с аэродрома был доставлен раненый в левую половину грудной клетки в очень тяжелом состоянии. Было известно, что ранение было огнестрельным и сопровождалось массивным гемотораксом. Их обстреляли по дороге в Кабул. Лейтенант Т-дзе, грузин, сидел на броне. Вражеская пуля, срекошетировав, пробила грудную клетку, В клинике превалировали последствия резкого смещения средостения вправо с развитием острой дыхательной и сердечно-сосудистой недостаточности и явления геморрагического шока. В медроте до отправки в Кабул, вероятно, была предпринята попытка ликвидации гемоторакса, чтобы спасти ситуацию, но гемоторакс тотчас же накапливался.

Раненый тяжелел, и поэтому рискнули отправить его в Кабул, где была возможность оказания квалифицированной хирургической помощи.

После доставки раненого в госпиталь его из приемного отделения после рентгенографии легких сразу отвезли в операционную. Я затесался среди персонала операционной и все видел и слышал. Чем можно было объяснить устойчивость накопления крови в плевральном мешке слева? Ранением легочной ткани? Под наркозом вскрыли грудную клетку слева. Выявили участок ранения легкого, ушили его, но плевра вновь наполнилась кровью. Ее реинфузировали через правую подключичную вену, где поставили подключичный катетер.