Петр Вайль - 60-е. Мир советского человека

Потребность в смене жанровых и стилевых систем общества и породила инакомыслие. Закономерно, что первые шаги этого движения сделали поэты, художники, писатели. Закономерно, что из поэтических чтений у памятника Маяковскому, из одной компании, вышли лидеры столь различных направлений диссидентства, как Эдуард Кузнецов (условно – «сионист»), Владимир Осипов («славянофил»), Владимир Буковский («демократ»).

Культурная оппозиция возникла раньше любой другой и проявилась с наибольшей активностью.

Переполненные редакции и издательства (Хрущев заявил, что на лагерные темы в журналы поступило более 10 000 воспоминаний) 38выплеснули поток авторов в самиздат.

Вообще термин «инакомыслие» неточен, потому что самым существенным в диссидентстве было инакословие. То есть в конечном счете – противопоставление общепринятому языку и стилю своего стиля и своего языка. С этим прежде всего связаны победы и поражения диссидентства – не конкретные и разовые, а глубинные и долговременные. В тех случаях, когда движение протеста принимало язык и стиль противника – оно проигрывало. Когда разрабатывало свои оригинальные методы – имело успех.

В этом смысле показательна эволюция идеи правозащиты. Правовая оппозиция оказалась самой действенной, потому что была конкретной и внятной: надо требовать от государства соблюдения его собственных законов. В идее, впервые выдвинутой Александром Есениным-Вольпиным, был и тактический смысл: нельзя требовать сразу слишком многого, пусть власть сначала научится применять свои законы, а потом можно будет перейти к их изменению.

Правозащитное движение содержало и мотив из сферы эстетики: иной принцип чтения текста – не трактовать, а воспринимать буквально.

Юридическая литература стремительно исчезла из магазинов и библиотек. Бестселлером был «Уголовно-процессуальный кодекс». Правозащитники сражались на территории противника, пользуясь его собственным оружием, – то, что оружие было чужим, и оказалось решающим фактором. Когда прошла новизна, осталось главное: власть знала тот язык, на котором говорили с ней диссиденты, и если даже проигрывала в отдельных стычках, то в полной мере могла использовать свое стратегическое преимущество – например, то, что она все-таки власть.

Углубление в правовую специфику порождало профессионалов среди любителей, таких как Вольпин, Чалидзе, Юлиус Телесин, Владимир Альбрехт. Но часто юридическая игра замыкалась сама на себе, превращаясь в схоластическое упражнение:

На вопрос следователя: «Давали ли вы для прочтения и если давали, то кому, ваше заявление №З» – Юлиус отвечал: «Ответом на ваш вопрос № 9 может служить мой ответ № 7», – так что к концу допроса ни следователь, ни Телесин, ни тем более читатель протокола не могли понять, что на что является ответом 39.

Правозащитная тактика была господствующей в диссидентстве. Андрей Амальрик вспоминал:

Я заспорил со священником Сергием Желудковым, говоря, что мы к власти можем обращаться только с вопросами формально-правового порядка, но не идейного: мы не можем обсуждать наши идеи с теми, кто сажает за идеи в тюрьму. И почти убедил его в своей правоте – чтоб затем самому в ней усомниться 40.

Идее может противостоять только идея (не танки). Вопросы «формально-правового порядка» уместны в демократически развитом обществе. Диссиденты же, ведя себя как свободные люди в несвободной стране, опередили события. Проще говоря – проиграли. Но это в том случае, если считать целью победу. А целью и было средство – свободное поведение, создание прецедента, формирование общественного мнения. Но это уже и есть идея – нравственная оппозиция.

Отвечая на извечный вопрос российской интеллигенции – кто виноват? – самые последовательные из советских интеллигентов ответили: мы. Каясь и идя на жертву, диссиденты ни к чему не призывали, но являли пример.

В этом суть и смысл важного события нравственной жизни страны того времени – кампании писем протеста. Подписанты, как их неблагозвучно назвали, совершали сакральный акт, заклиная черные силы собственной жизнью и судьбой. Дальнейшее протекало по известным образцам, только вместо костра было партсобрание, побивание камнями трансформировалось в увольнение с работы. Для российской специфики характерно, что к катарсису вели сугубо писательские действия – сочинение текста, подпись под ним как признание авторства. И началом массового движения протеста стало дело двух литераторов – Андрея Синявского и Юлия Даниэля 41. На суде они отстаивали сочиненные ими тексты и признавали свое авторство. Именно этим занялись и участники кампании петиций в защиту двух писателей.

Диссидентство как акт творчества – так можно трактовать побудительный мотив, толкнувший к разрушению своей карьеры многих благополучных членов советского общества. Если видеть главную ценность именно в творчестве, а не в славе, власти и деньгах, то станет ясно, «чего им еще не хватало» – признанным ученым и известным писателям.

Советские психиатры были, в общем-то, правы, утверждая ненормальность этих людей. Они в той же мере психически отклонены от нормы, как поэты или религиозные подвижники. Не является и не может являться нормой творчески насыщенная жизнь, достигающая пика в привлекательном мученичестве подвига. «Я ждал этого суда как праздника» 42– Владимир Буковский. «То был самый жуткий момент моей жизни. Но это был и мой звездный час» 43– Петр Григоренко.

Двойному «орвелловскому» сознанию противостояли одиночки с повышенным творческим потенциалом. Интересно, что сам генезис общественного протеста Буковский определяет в эстетических терминах.

Что черное – это белое, мы уже привыкли. Что красное – это зеленое, нас убедили. Что голубое – это фиолетовое, мы сами согласились, черт с ним! Но теперь еще и синее – это не синее, а желтое? Хватит! 44

Несогласие с уродством социальной гаммы требовало реакции. Творческая личность противопоставляла несовершенному миру – свои ценности. И высшая российская ценность – дружеское общение – легла в основу зарождающегося общественного мнения. Что может быть увлекательнее, чем в компании остроумных подвыпивших друзей ругать советскую власть.

Продолжением этого веселого времяпрепровождения и стало диссидентство. Не случайно одним из самых активных участников движения был Валентин Турчин – не только признанный ученый, но и составитель книги «Физики шутят». Как остроты Аркадия Райкина, передавались реплики с допросов в КГБ: «Откуда у вас Евангелие? – От Матфея» 45. Правозащитная тактика своей популярностью во многом обязана соблазну игры – возможностью ловко дурачить противника: