Петр Вайль - 60-е. Мир советского человека
- Название:60-е. Мир советского человека
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Москва: АСТ, CORPUS
- Год:2013
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-079727-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Петр Вайль - 60-е. Мир советского человека краткое содержание
Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».
60-е. Мир советского человека - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Идеи Сахарова не просто стали следствием расширительного толкования метафоры «коммунизм», они были формулой, в которую эта метафора вылилась. Поэтому репрессии против Сахарова означали, что партия к 68-му изжила идеологию образца 61-го.
«Светлое будущее», по Сахарову, было в равной степени направлено против реально существующих капитализма и социализма. Но прорастало оно все-таки на советской почве, ибо только этот строй «поднял значение труда до вершин нравственного подвига».
Сахаров верит в человека творческого – интеллигента, ученого. То есть в такого, который видит цель жизни в труде, а не в награде за труд. Им, аристократам духа, а не советским бюрократам и не западным обывателям, «оболваненным массовой культурой», он доверяет будущее царство разума: «Такая революция возможна и безопасна лишь при очень «интеллигентном», в широком смысле, общемировом руководстве» 76.
У Сахарова мировая революция становится мирной. Конвергенция улучшенного капитализма с улучшенным социализмом представляется единственным и потому неизбежным выходом – к этому ведет логика прогресса.
Концепция Сахарова – это заговор духа против плоти, аристократический мятеж против черни, против ограниченных мещан. На пути к будущему стоят не враги утопии, а те, кто безразличен к ней, кто по невежеству, злому умыслу, неспособности к творчеству видит в труде не духовную цель, а материальное средство.
Естественно, что людей, «отравленных ядом мещанского равнодушия» 77, несоизмеримо больше, чем аристократов духа из сахаровского меморандума. И, что еще страшней, «мещанское равнодушие» проистекает из природы человека, а не общества, как считали все благородные утопии, начиная с Платона.
Сахаровская концепция в стандартном призыве «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» заменяла пролетариев на интеллигентов. Эта подмена разрушает фундамент коммунизма – равенство. Имущественное неравенство заменяется интеллектуальным.
Уничтожить это противоречие нельзя образованием, но можно воспитанием – если заменить науку религией, а интеллект совестью. Элитарная «диктатура интеллигенции», способной научно доказывать свою правоту, заменяется эгалитарной «диктатурой нравственности», в которой правота обретается верой.
Именно к этому пришел Солженицын, предложивший в начале 70-х альтернативу сахаровским «Размышлениям…» («Письмо вождям», «Жить не по лжи!», «Образованщина»).
Полемика между этими идеологическими комплексами протекала на фоне политической жизни 60-х. Международные события как бы отражали внутрироссийские идеологические метания.
Можно сказать, что внешняя политика служила идейным полем сражения. Гражданская война шла и на чужой территории. Например, к исходу борьбы между абстракционистами и народом имела отношение и далекая Гавана. Награждение египтянина Насера золотой Звездой Героя Советского Союза считалось происками российского антисемитизма. Убийство президента Кеннеди рассматривалось как частный случай возрождения мирового «сталинизма». Брежневская стагнация находила свой аналог в деятельности сенатора Маккарти 78.
Международные события, которые не насыщались советским содержанием, оставляли равнодушными.
Характерно, что, несмотря на бесконечную пропагандистскую кампанию в советской прессе, вьетнамская война прошла почти не замеченной. Среди героев анекдотов 60-х есть Кеннеди, Мао, Тито, Гомулка, Дубчек, Моше Даян, Насер, даже Неру («Джавахарлал Неру? – Не Неру, а Нюру»). Но нет Хо Ши Мина.
Любое международное событие в 60-е рассматривалось с точки зрения борьбы, условно говоря, «Ленина» со «Сталиным». Главную роль в этом процессе играл, конечно, Китай.
На всех этапах эскалации конфликта Пекина с Москвой Китай, с одной стороны, отражал мрачное советское прошлое, а с другой – подсказывал мрачный вариант советского будущего. Это делало Китай козырной картой в общественной борьбе 60-х. «Левые» заклинали власти маоизмом, предостерегая от возрождения сталинизма. «Правые», шантажируя Кремль китайской угрозой, требовали консолидации партии и народа.
Для одних Мао был врагом идеологическим, для других – государственным. В конечном счете китайский вопрос решался при помощи тех же метафор. «Левые» считали, что спастись от Китая можно, только придав коммунизму «человеческое лицо». «Правые» видели выход в укреплении «империи».
Китай, а не Америка, становится главным врагом, коммунистическим антихристом. С Соединенными Штатами Россия соревновалась (даже кубинский кризис можно представить в виде опасной игры, вроде «русской рулетки»). Но победить Китай можно только у себя дома – ведь Мао есть объективированная проекция собственного зла. Сахаров, взваливая на свои привычные к этому грузу плечи комплекс Франкенштейна, писал, что китайская трагедия – результат «неполного и запоздалого характера борьбы со сталинизмом в СССР» 79.
Кривое зеркало Китая с болезненной точностью отражало худший вариант советского режима. Пекин действовал так, как поступала бы Москва, если б Сталин по-прежнему лежал в Мавзолее.
Мао не поддержал кастровских барбудос, не одобрил политически мирного сосуществования, толкал Советский Союз к мировой войне во время кубинского кризиса, негодовал по поводу договора о нераспространении ядерного оружия, испытывал собственную атомную бомбу и, наконец, уничтожал интеллигенцию в культурной революции, ожесточенность которой привела к прямому военному столкновению на Даманском. Китай был абсолютным злом – именно потому, что он извратил абсолютное добро коммунизма.
Образ желтых варваров азиатского муравейника (Евтушенко писал о «новых монголах… у которых в колчанах атомные бомбы») преобладал в сознании советского человека того времени, чувствовавшего и свою ответственность за пекинских хунвэйбинов. Ведь Китай был грозной карикатурой на Советский Союз («Из чего можно заключить, что земля круглая? – Все помои, которые мы льем на запад, льются на нас с востока»). Даже комические обертоны китайской темы не скрывали предчувствия мирового тупика, к которому ведет конфронтация с Пекином («Сколько будет стоит бутылка водки в 2000 году? – Пять юаней»).
Но если в 60-е Россия с ужасом смотрела в правое зеркало, то было в это время у нее и левое – Чехословакия. Почти миллиардный полюс зла уравновешивался маленьким полюсом добра – Прагой.
Недолгая «пражская весна» демонстрировала другой гипотетический путь России, по которому она бы пошла, если б труп Сталина выносили из Мавзолея с большей решительностью.
Сама интенсивность политической реальности ставила перед Кремлем дилемму: Прага или Пекин, Запад или Восток, культура или культурная революция.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: