Александр Терещенко - Быт русского народа. Часть I

Иностранцы с удивлением описывают еще строгость постов наших предков и говорят все единодушно, что в самых отчаянных болезнях не решались употреблять мясного; что все посты встречали с набожными чувствами, ознаменовывали их добрыми делами, чистосердечным раскаянием и братским угощением [311].

От тех же самых монастырей подносили хлебы, капусту и квас: патриарху, боярам, окольничим, думным и ближним людям, думным дьякам, крайчему, стряпчему с ключом и всем приказным людям.

Может быть, обычай собираться из монастырей в Москву и собирать монастырскую великопоспгую дань присвоил и первому воскресенью Великого Поста наименование Сборного воскресенья.

Монастыри тогда славились, и ныне славятся, искусным печением хлебов и отличным приготовлением капусты и квасов. При царе Михаиле Феодоровиче славился своими квасами монастырь Антония Сийеского (Архангельской губ., Холмогорского уезда), так что государь посылал туда для учены квасного варенья своих хлебников и пивоваров.

В субботу первой недели или в Сборное воскресенье, а иногда в другой какой-либо день после обедни, сам государь раздавал в столовой избе укрухи боярам и другим чинам. К патриарху же посылал их с боярином. В среду первой недели поста (1667 г.) была отправлена к патриарху укруха ее стольником кн. Петр Ив. Прозоровским, и она состояла: из кубка романеи ренского, мальвазии, хлебца кругличатого, полосы арбузной, горшочка патоки с имбирем, горшочка мазули с шафраном, горшочка мазули с имбирек и трех шишек ядер.

На первой же неделе Великого Поста, в пятницу, в Успенском соборе патриарх молитвословил над коливом (кутъею), которую раскладывал на серебряные блюда, и с соборным протопопом посылал к царю и ко всему его семейству. — Смотр. стат. Ив. Забелина „Некоторые придворные обрядь и обычаи царей московских“, помещ. в „Московск. вед.“, потом перепечатано во „Владимирских губернских ведомостях“ в 1847 году, № 7.

Женский пол в семейном быту всегда был кроток и послушен. Муж обрабатывал землю, плотничал и строил; жена пряла, ткала, шила, и каждое семейство подчинялось старшему в доме, который разделял между ними работы и занятия [312].

У нас женщины сами шили для себя одежды и отличались искусным вышиванием разными шелками, серебром и золотом. Знатные боярыни и девицы преимущественно занимались этою работою и щеголяли ею. Анна, супруга в. к. Рюрика II, живя в монастыре св. Андрея в Киеве (в исходе XII века), обучала детей шить золотом и серебром.

Введение вышивания золотом приписывают фригийцам. Во время Моисея (за 1500 л. до Р. X.) отличались египтяне шитьем по золоту и тканьем разноцветных материй; женщины сидонские славились вышиваньем. Греки знали оба эти искусства еще до Троянской войны. Елена, по описанию Гомера, прекрасно изобразила на большой ткани кровопролитные битвы греков и троянцев; Андромаха вышила разными цветами несчастную смерть Гектора [313]. Многие из наших боярынь славились искусством вышиванья. Жена Волынского, оберегателя посольского приказа, славилась вышиваньем.

Пение составляло особое удовольствие наших предков, как и поныне между народом. Песни свадебные, хороводные, святочные, плясовые и церковные стихи услаждали их во всякое время. Правильность пения образовалась не ранее как около половины XI века, когда выехали к нам греческие певцы в великокняжение Ярослава. Они первые научили русских демственному пению на восемь голосов, чтобы и слух молящихся находил не одно удовольствие, но услаждение [314]. Княжна Янка или Анна, как называет Татищев дочь в. к. Всеволода, будучи монахинею в монастыре св. Андрея в Киеве, учила молодых девиц грамоте, пению и шитью [315]. Весьма справедливое замечание одного иностранца [316], что россиянок XVII века главнейшее увеселение состояло в пении, коим они прогоняли свою скуку, ибо тогда женский пол, проводя всю свою жизнь в затворничестве, не мог участвовать в собраниях с мужчинами. — Одна забава считалась им позволенною — качели, однако и ее осуждали невежы и суеверы, называя дьявольскою сетью [317]. Музыкою не занимался женский пол [318].

Женщины и девушки, будучи совершенными затворницами, не смели показываться чужим людям, даже не ходили в церковь с открытым лицом. Ни старики, ни родственники, ни братья не могли их видеть без особого позволения отца семейства или мужа, ибо, по тогдашнему мнению, те женщины были нечестные, которые сами показывались, а особенно когда не сиживали дома. В праздники и в летнее время мужья бывали к ним снисходительнее. Жены и молодые девушки выходили гулять на луг. Там пели и качались на качелях, а матери между тем гадали дочерям в фортунку [319].

Если женам и дочерям позволяли навещать родственников или проезживаться, то не иначе как под покрывалами или в закрытых возках. Самые царицы подвергались такому же порядку. Когда супруга царя Алексея была нездоровою и к ней пригласили врача, тогда ему дозволили ощупать ее пульс чрез тонкое тканье, коей была покрыта ее рука [320]. От сидячей жизни наш женский пол страдал тогда многочисленными болезнями. А ныне еще жалуются на сидячую жизнь!

Нега, принадлежность женского пола, усыпляла его на мягком и теплом ложе. Перины и пуховые подушки, употреблявшиеся издревле, составляли роскошь знатных боярынь и великих княгинь. Постели их застилались шерстяными, шелковыми или льняными одеялами; покрывала вышивались золотом и серебром и украшали богатую постель; кровати были подвижные, ставились к стене под пышным занавесом, называвшимся пологом. У недостаточных и бедных делались вместо кроватей примости, укрепляемые досками на подставах между двумя стенами. Доныне простой народ спит на примостах и на печи. Полати делались из досок, повыше примостов, в уровень с печью. Часто спали не раздеваясь даже на самих печах.

Летописцы иностранные хвалят непорочность и верность россиянок. Агнеса, супруга императора германского Генриха IV, дочь в. к. Всеволода I, была однажды подвергнута им испытанию в верности, для этого он велел одному из своих баронов, влюбившихся в нее, искать ее любви. Она презирала его страстные изъяснения, но выведенная из терпения, назначила ему место и время для тайного с нею свидания; но вместо барона явился ночью сам император, который был встречен переодетыми в женское платье слугами. Они, исполняя приказание императрицы, поступили с ним, как с оскорбителем ее чести. Узнав же в мнимом бароне своего мужа, Агнеса сказала ему: „Для чего же ты шел к жене под видом обольстителя?“ Раздраженный Генрих, оклеветавший барона, казнил его, а целомудренную Агнесу поносил грубыми и дерзкими словами [321].