Николай Стариков - Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока

Бессонов.Да, Крестинский мне сказал, что на основе рекомендации и разговора Пятакова он считает необходимым со мною говорить совершенно откровенно относительно тех задач, которые стоят передо мною в Берлине. Пятаков неоднократно и до этого говорил мне, что моя работа в Германии в течение 1931-32 годов, безусловно, создала мне, как члену троцкистской организации, определенную популярность и симпатии среди известных кругов германских промышленников и отчасти германских военных, популярность, которая теперь должна быть использована для новых задач. Эти задачи Крестинский формулировал следующим образом, что я на должности советника Берлинского полпредства должен в первую очередь и раньше всего приложить все усилия к тому, чтобы задержать и по возможности не допустить нормализации отношений между Советским Союзом и Германией на обычном нормальном дипломатическом пути.

Вышинский.Подсудимый Крестинский, вы не припомните таких «дипломатических» разговоров с Бессоновым?

Крестинский.Нет, у нас не было таких разговоров.

Вышинский.Вообще не было дипломатических разговоров?

Крестинский.Я не совсем расслышал, что говорил Бессонов в последнюю минуту. Здесь плохо слышно.

Вышинский.Разрешите мне просить вас, товарищ Председатель, пересадить Крестинского поближе к Бессонову, чтобы он хорошо слышал, а то я опасаюсь, что в наиболее острые моменты Крестинскому будет изменять слух.

(Крестинский пересаживается ближе к Бессонову.)

Вышинский.Я прошу Бессонова специально для Крестинского повторить то, что он сказал, а Крестинского попрошу внимательно слушать, напрячь свой слух.

Бессонов.Я повторяю. Задание, которое я тогда получил от Крестинского, заключалось в том, что я на должности советника Берлинского полпредства СССР, где я, конечно, располагал известными возможностями для осуществления этой задачи, должен всеми доступными мне средствами, — само собою разумеется, соблюдая весь дипломатический декорум, — всеми доступными мне средствами помешать, задержать, не допустить нормализации отношений между Советским Союзом и Германией на нормальном дипломатическом пути и тем самым вынудить немцев искать нелегальных, недипломатических, секретных и тайных путей к соглашению с троцкистской организацией.

Вышинский.Вы слышали это?

Крестинский.Да.

Вышинский.У вас в мае 1933 года были разговоры с Бессоновым?

Крестинский.У меня были разговоры с Бессоновым перед его отправлением в Берлин.

Вышинский.Были. О чем, не помните?

Крестинский.Я не помню деталей.

Вышинский.Вы деталей не помните, а Бессонов помнит.

Крестинский.Не было ни одного звука о троцкистских установках.

Вышинский.Вы говорили о том, что он должен делать за границей, или не говорили?

Крестинский.Конечно, говорил.

Вышинский.Говорили, что он должен делать?

Крестинский.Да.

Вышинский.Что он должен делать?

Крестинский.Что он должен стараться создавать нормальные отношения в тех пределах, в которых это возможно.

Вышинский.В каких возможно. А если невозможно?

Крестинский.Если не будет удаваться — другое дело, но он должен стараться.

Вышинский.Обвиняемый Бессонов, правильно говорит Крестинский?

Бессонов.Совершенно неправильно. Больше того, Крестинский в этом разговоре дал мне подробную организационную директиву, каким образом я должен с ним сноситься в будущем. Помимо официальных писем, которыми обменивается полпредство Германии с НКИД, я должен буду состоять в переписке с Крестинским. И если в этой переписке Крестинский оговорится, что он держится в текущих вопросах советско-германских отношений такой-то точки зрения, что он советует обождать в этом вопросе официальных директив, то это означает, что я должен буду действовать в духе его «личной» точки зрения, независимо от того, какие будут официальные директивы.

И, наконец, в-третьих, Крестинский отправлял к своему ближайшему сотруднику по троцкистской линии и по служебной линии Штерну для того, чтобы я мог получить адреса для установления связи с Троцким.

Вышинский.Вы слышите, что Бессонов достаточно подробно говорит о ваших разговорах, которые носят далеко не такой характер, который вы им придаете. Как же быть?

Крестинский.Таких разговоров не было, хотя на очной ставке, которая была в январе месяце, я часть разговора признал.

Вышинский.Вы на очной ставке с Бессоновым подтверждали эту часть?

Крестинский.Да.

Вышинский.Значит, был такой разговор?

Крестинский.Нет.

Вышинский.Значит, то, что говорит Бессонов, надо понимать наоборот?

Крестинский.Не всегда.

Вышинский.Вы говорили, что «в состав троцкистского центра я формально не входил». Это правда или неправда?

Крестинский.Я вообще не входил.

Вышинский.Вы говорите, что формально не входили. Что здесь правда, что здесь неправда? Может быть все правда, или все неправда, или наполовину правда? На сколько процентов, на сколько граммов здесь правды?

Крестинский.Я не входил в состав троцкистского центра, потому что я не был троцкистом.

Вышинский.Никогда?

Крестинский.Нет, я был троцкистом до 1927 года.

Вышинский.Когда я вас допрашивал на предварительном следствии, вы мне говорили правду?

Крестинский.Нет.

Вышинский.Почему вы мне говорили неправду? Я вас просил говорить неправду?

Крестинский.Нет.

Вышинский.Просил я вас говорить правду?

Крестинский.Просили.

Вышинский.Вы сообщали, что вы находились на особо конспиративном положении. Что это значит — «особо конспиративное положение»?

Крестинский.Если бы это соответствовало действительности, то это означало бы, что я, будучи действительно троцкистом, принимаю все меры для того, чтобы скрыть свою принадлежность к троцкизму.

Вышинский.Прекрасно. А чтобы скрыть, надо отрицать свой троцкизм?

Крестинский.Да.

Вышинский.Сейчас вы заявляете, что вы не троцкист. Не для того ли, чтобы скрыть, что вы троцкист?

Крестинский (после молчания) . Нет, я заявляю, что я не троцкист.

Вышинский (обращаясь к суду) . Можно спросить обвиняемого Розенгольца? Как вы считаете, Крестинский был троцкистом?

Розенгольц.Он — троцкист.

Вышинский.Какие у вас данные, что Крестинский троцкист и, следовательно, он говорит здесь неправду?