Аллен Даллес - Дожать Россию! Как осуществлялась Доктрина

Осенью 1958 года немецкая столица оказалась в центре внимания мировой общественности.

27 октября Ульбрихт заявил, что весь Берлин относится к государственной территории ГДР. Это самонадеянное заявление вскоре было поддержано не менее агрессивным заявлением советского партийного руководителя Хрущева. 10 ноября тот потребовал ликвидации четырехстороннего статуса Берлина, а 24 ноября подтвердил это требование соответствующей нотой.

Наша служба, на основе имевшихся данных, расценила эти явно скоординированные выпады восточных немцев и Москвы как новую попытку Советов разыграть берлинскую карту в качестве средства давления на Запад. Кстати, Берлин до последнего времени сохранял такое свое значение в арсенале наиболее эффективных инструментов советской внешней политики.

В Средней Германии заявления Ульбрихта и Хрущева по берлинскому вопросу были восприняты как скрытая угроза. Многочисленные перебежчики из «зоны» распространяли в ФРГ страх и ужас, как это часто случалось и ранее в подобных ситуациях. В боннских правящих кругах это вызвало озабоченность. Но правительство придерживалось трезвой оценки обстановки, базирующейся на данных нашей службы, которой в эти осенние недели приходилось довольно часто излагать свое мнение по данному вопросу. Мы считали, что, хотя Хрущев с Ульбрихтом и стремятся к нагнетанию обстановки в Берлине и вокруг него, они все-таки не решатся на применение силы.

В январе 1959 года советский проект немецкого мирного договора свидетельствовал о решимости кремлевского руководства продолжить свои усилия по урегулированию германского и берлинского вопроса. Очередная возможность представилась Хрущеву на Женевской конференции министров иностранных дел четырех великих держав, которая продолжалась почти три месяца (с 11 мая по 5 августа). Несмотря на советскую угрозу заключить сепаратный мирный договор с ГДР, к которой прибегли Советы, чтобы сломить сопротивление западных держав, Женева не принесла Ульбрихту никакого успеха.

Вальтер Ульбрихт – руководитель ГДР. В качестве Первого секретаря ЦК Социалистической единой партии Германии в 1950–1971 годах сыграл значительную роль в становлении ГДР, в её отделении и изоляции от ФРГ и Западной Европы; был инициатором строительства Берлинской стены

Разочарование Ульбрихта, по имевшимся у нас сведениям, было велико. И он решил пышно отпраздновать десятилетнюю годовщину образования ГДР, которая пришлась на 7 октября. Ульбрихт лично возглавил подготовку к торжествам. Он разослал своих эмиссаров не только в столицы неприсоединившихся государств, но и в Лондон и Париж для передачи приглашений принять участие в манифестациях по этому поводу в Восточном Берлине известнейшим политическим деятелям. В качестве почетных гостей они должны были показать всему миру, что государство Ульбрихта достойно признания. Вскоре было получено согласие бывшего французского премьер-министра и известных британских парламентариев. Но Ульбрихт торжествовал слишком рано. Один из его посланников, некто Е., еще за несколько лет до того решил сотрудничать с нашей службой. От него нам были известны все детали пропагандистской акции Ульбрихта.

В качестве начальника разведки мне не приходилось решать более трудной задачи. Речь шла о том, что было важнее: стоило ли отказаться от ценного источника, обладавшего отличными позициями в Восточном Берлине, чтобы попытаться через него воспрепятствовать приезду в Восточный Берлин видных политиков из Франции и Англии, или же сохранить его и не предпринимать никаких мер к срыву коммунистического празднества. Тщательно взвесив все «за» и «против», я решил доложить федеральному канцлеру, чтобы, получив его согласие, перевезти Е. вместе с семьей в ФРГ и тут же направить его в Париж и Лондон с задачей побудить приглашенных видных политиков к отказу от поездки. Операция удалась: Ульбрихту пришлось праздновать свою годовщину безучастия представителей Лондона и Парижа.

Если 1958-й и 1959 годы прошли для федерального правительства и нашей разведывательной службы целиком под знаком жесткого противостояния и противоборства по германскому вопросу, то начало 1960 года было для Советского Союза связано с проявлением первых признаков новой и более опасной конфронтации. Все новые разведывательные данные подтверждали поначалу смутные прогнозы об усилении противоречий между Советским Союзом и второй по величине державой коммунистического лагеря – Китайской Народной Республикой.

В своих аналитических докладах ФРС и лично я, как ее руководитель, дали оценку этому конфликту, разгоревшемуся в стане противника. Исходя из основного принципа международного коммунизма, нашедшего свое воплощение, в частности, во время корейской войны, о том, что окончательная победа над капитализмом возможна лишь при всемирной координации действий коммунистических сил, некоторые весьма опытные аналитики нашей службы долгое время сомневались, что между двумя великими коммунистическими державами может произойти полный разрыв.

Множество разведданных о том, что среди видных коммунистических деятелей все громче раздаются здравые голоса, призывающие немедленно засыпать углубляющуюся пропасть между Москвой и Пекином, казалось, подтверждали эти сомнения. Когда же к разведсводкам о быстром росте противоречий между СССР и КНР добавились заслуживающие доверия сведения о непомерном росте взаимной ненависти, в оценках ФРС уже не рассматривалась возможность компромиссного решения этой проблемы. По нашему мнению, следовало рассчитывать на долгое противостояние, но мы исключали возможность военного конфликта крупного масштаба между двумя коммунистическими гигантами. По оценкам нашей службы, Китайская Народная Республика не имела ни малейших шансов в обозримом будущем ликвидировать свое явное отставание в военно-технической и экономической области.

Меня поражало и удивляло то, что отношение Запада к конфликту между СССР и КНР долго оставалось неоднозначным и нерешительным. Полагаю, что именно из-за этого свободный мир не сумел воспользоваться выгодными для себя обстоятельствами и извлечь пользу из создавшегося положения, словно разрыв советско-китайских отношений был каким-то мелким событием на периферии международной политики.

Рассматривая в ретроспективе тогдашнюю обстановку, можно сделать вывод, что разрыв с Китаем доставил много неприятностей советским руководителям. Они опасались агрессивных действий Пекина. И разведывательный полет американского самолета У-2 над советской территорией (он был сбит, а пилот захвачен живым) пришелся для Москвы как нельзя кстати: Хрущев смог отвести от себя угрозу пробы сил с Китайской Народной Республикой.